Правительство рассматривало вопрос о назначении Воскобойникова Главным правительственным инспектором Народной милиции. Леониду Ивановичу Проминскому предложили исполнять обязанности заместителя – помощника Главного правительственного инспектора милиции. Воскобойников долго не задержится в милиции – в декабре 1922 года будет назначен комиссаром финансового отдела Дальревкома и должность свою обратно сдаст Проминскому. В общем, Моисей Яковлевич представлял собою яркий образец только что нарождавшейся партийной номенклатуры – куда пошлёт партия, там и будем руководить… Его протеже Домбровский шефа боготворил.
– Здравствуйте, товарищи! Кто из вас товарищ Баташёв Михаил Степанович? – спросил Домбровский.
– Здравия желаю, Леонид Ильич! – с дружеской улыбкой ответил Михаил. – Очень приятно познакомиться. Баташёв – это я.
– Здравствуйте, – кивнул одновременно и Бойцов.
– А вы кто будете, товарищ? – строго посмотрел Домбровский на Ивана Ивановича.
– Старший милиционер уездной милиции Бойцов…
– Он, Леонид Ильич, раньше тоже в угрозыске… – попытался внести ясность Баташёв, но Домбровский не слушал.
– А… Это вас привлекали к допросам? Теперь, как понимаю, с передачей всего расследования в Госполитохрану, необходимость в этом отпала. Попрошу, товарищ Бойцов, отбыть сегодня же к месту службы.
Ошарашенные столь быстрым решением, друзья молчали. Домбровский же скользнул быстрым взглядом по кабинету и повернулся к дверям. Уже с порога приказал Баташеву:
– Проводите товарища Бойцова к выходу, а потом зайдите ко мне.
– Вот так «новая метла»… – только и проговорил Баташев, когда двери за Домбровским закрылись.
Бойцов молча нацепил мятую фуражку, пожал Михаилу руку и, ни слова и не говоря, шагнул к выходу. Хотел его окликнуть Баташёв, да что сказать… Такая обида…
– Слушаю тебя, Леонид Ильич, – хмурясь, появился перед столом начальника Михаил.
– Давайте, товарищ Баташёв, сразу условимся. И вас, и через вас всех сотрудников, хочу предупредить – называть меня нужно на «вы». Мы – люди служилые. И делимся на начальников и подчинённых. Надеюсь, это понятно. Присаживайтесь. Делопроизводитель мне сказал, что ключи от сейфа начальника у вас. Почему?
– Очень всё просто. Мне умирающий Дмитрий Иванович приказал их забрать. Наказал, чтобы я всё, что в сейфе было: денег немного, личные вещи Дмитрия Ивановича и его личная переписка… Так, вот… Чтобы я всё это отдал его жене, Зинаиде Васильевне. Что я и сделал, выполняя его последнюю просьбу.
– А по какому праву единолично вскрыли сейф начальника?
– Единолично не вскрывал, а вскрывал в присутствии понятых, о чём составил акт.
Баташёв встал, вынул из бокового кармана бриджей связку ключей, подошел к сейфу и, сорвав печать, открыл замок. На средней полке металлического хранилища лежал лист бумаги. Его вместе с ключами и положил перед новым начугро.
– Это не акт, а филькина грамота! – пробежал строчки Домбровский. – А где секретные дела по личной агентуре Фоменко?
– У Дмитрия Ивановича всё было тут, – постучал себя по лбу Михаил. – Ему вести агентурный дневник не требовалось. Он вообще всю агентуру держал в уме. И был, между прочим, строгим, но очень тактичным начальником…
Домбровский пристально посмотрел на Михаила и, ничего не говоря, схватил трубку телефона.
– Дайте мне пятьдесят восьмой номер. Проминского! … Жду… Леонид Иванович? Здравствуйте! Домбровский беспокоит… Что? Так я только дела принимаю… Нет, теперь всё в Госполитохране, вы же знаете… Нет… Настроение? Настроение, Леонид Иванович, боевое, но многое просто отбивает руки!.. Дела запущены – вот что доложу. Куда не кинь – всюду клин! Разгребать много чего придется – полнейший завал! Что?.. Конечно, конечно! Совершенно с вами согласен!.. Да… Да… А что он мог один сделать! Сами же знаете! Вот и вчерашний приговор Нарполитсуда по Сметанину и Дружинину… С такими помощниками наработаешь…
Баташёву был понятен смысл телефонного разговора. Вчера, 20 мая, после долгого следствия, был вынесен приговор Политического народно-революционного суда Забайкальской области по делу бывшего помощника начальника уголовного розыска Сметанина и старшего агента угро Дружинина, которые обвинялись в проведении самочинного обыска у китайских торговцах и их избиении. Сметанину дали три года общественно принудительных работ без содержания под стражей, а Дружинину – год того же.
«А новый начальничек, оказывается, завалы пришел разгребать! – с горькой усмешкой подумал Михаил. – Как же, мы ж тут всю работу запустили! Ну-ну…»
Домбровский продолжал возмущаться в трубку.