Григорий Борисович усмехнулся, прислушиваясь к звукам далекой ночной схватки. В районе «Красных казарм» доносились лишь одиночные выстрелы, вспыхнувшая было перестрелка, быстро закончилась. Да оно и понятно — сопротивление караула было подавлено сразу и жестко. А разоспавшиеся под утро красноармейцы, когда самый крепкий сон, оказать сопротивления уже не могли — куда спросонок безоружным, ведь цейхгаузы сразу же брались под охрану чехами, против матерых фронтовиков, которые ухитрились сражаться под знаменами трех армий. Так что если и есть убитые и раненные, то относительно немного — большой крови не пролилось, расчет на внезапность нападения полностью оправдался.
Да и со стороны Знаменского предместья, куда направился прибывший вовремя на вокзал батальон поручика Фиолы, стрельба была спорадической, доносились едва слышимые взрывы ручных гранат. Сопротивление венгров и артдивизиона было неорганизованным, и очень слабым — любой военный с боевым опытом даже в темноте по звукам составит картину происходящего. А с отрядом анархистов покончено в самом начале — всех взяли под караул сразу, переколов штыками попытавшихся буйствовать. Там оказался тот еще контингент — кавказцы вперемешку с откровенным криминалом, одного от другого не отличить, по всем каторга с виселицей «плачет». В занятом особняке масса награбленного у горожан добра.
Так что чехи, имеющие пока определенную идейность (это потом, при Колчаке начнется разложение, потому что каратели и мародеры воинами являться не могут), с подобной публикой не церемонились. А потомукто из бандитов сообразил сразу сдаться, остались живы, остальных хладнокровно и с чувством выполненного долга убили.
И это
— Пора возвращаться, с утра придется несладко, — пробормотал Григорий Борисович, усаживаясь в пролетку, и посматривая на окружавших его охранников — все были уже верхом, забрав, или отобрав, как воспринимать, лошадей у милиции, которая единственная не оказывала никакого сопротивления. Наоборот, многие милиционеры, среди которых хватало фронтовых офицеров, вместе со своим начальником, бывшим штабс-капитаном Щипачевым, оказались вовлеченными в организации заговорщиков, и сразу же надевали нарукавные бело-зеленые повязки…
Глава 19
— Дождались — скинули с власти большевиков!
— Довели людей до ручки — купить ничего нельзя, или стоит дорого, не по кошельку, либо вообще нет.
— Анархистов всех до смерти побили, восемь телег трупов вывезли…
— Туда им окаянным и дорога, у снохи моей серьги из ушей выдрали! И пальто сняли — экспроприировали.
— Нечего на улицу было выходить дуре, платочек повязать нужно было, тогда бы не заметили.
— Побили, и хрен с ними — там одни хулиганы. Только бородатый Нестор их заправила куда-то делся.
— Говорят люди, что воевать против есаула Семенова отбыл…
Нарядно одетые люди — ибо суббота предназначена для отдыха человек. Недаром говорят — помни день субботний, ибо за ним последует воскресенье. Но теперь Иван Иннокентьевич не узнавал Иркутска — обычно немногочисленные прохожие старались идти быстро. Люди нигде не задерживались, в группы давно не собирались — такие сборища большевики не допускали, могли заподозрить «контрреволюцию». А там можно было попасть и в зловещую «чека», о которой ходили разные слухи, в большинстве надуманные, базарные пересуды, не стоят такие доверия.
Сегодня с утра он решил сходить на «мелочный базар», прикупить соли — бедствовали с супругой, Серебренников перебивался случайными заработками, и сейчас готовил работу о землеустройстве бурятского населения, давний заказ от Ринчино. Тот, будучи членом разогнанной Сибирской областной думы, принял большевицкую власть и стал с ней сотрудничать, получая финансирование от Центросибири, так что можно было надеяться, что какая-то малая толика денег перепадет и ему.