Лихолетье

— Рефлексы остались, и это хорошо, — старик хрипло рассмеялся, довольный наскоро проведенным осмотром. И принялся за кровать, быстрый осмотр занял несколько минут. Прощупал тюфячок, хмыкнул — «незаконных вложений» не имелось, а жаль — на тайник надеялся. Подушка, как и одеяло не дала ему столь нужной «зацепки».

— Табачком пахнет — недавно курили. Сигареты где-то прячет. Хм, ширмы нет, умывальника и параши тоже, но изрядно пованивает. Видимо, стояли раньше, но вынесли. Тогда возникает закономерный вопрос — зачем это сделали? Выводят на «оправку» и покурить? Как интересно…

Старик еще раз бросил взгляд на угол камеры — умывальника и ведра с «парашей» не увидел, значит, не мираж или наваждение. И не карцер — явно нежилое помещение было, побелка давняя, но ничем не исцарапана. А узники всегда что-то выводят на каменным стенах, если есть чем их покарябать. Надо же им свое отношение к жизни оставить на память будущим «сидельцам». Или вывести предупреждение, да хотя бы надзирателей просто «облаять» письменно, для потомков «послание».

Но нет надписей — побелка все скрывает. Можно, конечно потереть стены, но жаль нательное белье. Да и незачем — на «оправку» выводить будут, тогда и появится информация.

Быть не может такого!

Заглянул под шконку и озадаченно хмыкнул. На грязноватом каменном полу стояли туфли с квадратными носками, такой фасон был явно из первой трети прошлого века, а то еще с далеких дореволюционных времен. И вздохнул с нескрываемым облегчением, даже пальцами шею потер.

Надо же — шнурки оставили. А это, братцы мои, означает только одно — я не осужденный на казнь «смертник», в худшем случае лишь под следствием, и надзиратели ведут службу «спустя рукава».

Кто же такое средство для удушения оставляет, шнурки и ремни сразу обязаны изымать, во «избежание» так сказать. Но где одежда? Где вещи арестанта, должно же быть у меня какое-то имущество, хоть самая малость⁈ Рубашка, кальсоны и туфли только, и крестик на шее. Носков и тех нет. Да такого быть просто не может!

Отставной полковник в недоумении еще раз осмотрел свое обиталище, машинально погладил бедро, где оставили свои следы осколки. И дернулся, словно электрическим током ударило. В памяти проявилась черно-белая картинка — пехотинцы в фуражках и лохматых папахах, в серых шинелях лезут на проволочные заграждения, которые буквально разворочены обстрелом — везде рассыпаны воронки. И себя самого углядел, словно со стороны — на плече болтается защитного цвета погон с одним просветом, но почему-то без звездочек. А рядом старший лейтенант с искаженным лицом что-то беззвучно кричит, и размахивает шашкой, на портупейном ремне прицеплен свисток.

И тут рвануло, глаза ослепли!

Старик застонал, схватился ладонями за виски, накат боли был чудовищный. И впал в спасительное беспамятство, мучительно застонав…

Атака сибирскими стрелками германских позиций в войну 1914–1917 гг.

Глава 3

— Я получил телеграмму от наших «музыкантов» из Челябинска, Борис. Вот она, отправлена уже во Владивосток и Харбин — «Выкупайте рыбу, спешите, едет много спекулянтов, рассчитываться будут наличными. Необходимо соглашение компании ведения борьбы со спекуляцией». Видишь, какая интересная ситуация складывается на настоящий момент. Весьма многозначительная, я бы так сказал.

— Ты прав, Павел. Если все разложить по полочкам, то получится недвусмысленное указание от «братушек» — «Спешите с подготовкой организации к выступлению, так как прибывают большевицкие части, необходима координация действий». Но отчего такая спешка, не понимаю — мы же договаривались на вторую неделю июня, а они нам и десяти дней не оставляют вместо месяца, который еще имелся в запасе.

— Видимо, события понеслись вскачь — большевики почувствовали, что чехи готовят выступление. Вместе с нашими «каменщиками».

— Похоже на то, но сейчас из Новониколаевска трудно разглядеть, что происходит в Челябинске. А события обостряются, что нам на руку. Главное, успеть вовремя, времени осталось мало.