Лихолетье

Собеседники обменялись понимающими взглядами — кому как не им, готовившим переворот в Сибири, было не знать, как обстоят дела на самом деле. Они были молоды и полны того самого революционного «задора», с которым жили вот уже много лет, еще со времен первой революции, что имело место тринадцать лет тому назад, с приснопамятного «Кровавого Воскресенья» 9 января 1905 года. Жуткие несправедливости, творящиеся в Российской империи, и заставили их, тогда пылких сердцем юнцов, перейти на путь вооруженной борьбы, ибо в отличие от однопартийцев по эсеровскому движению, для них действие всегда было значимее слов.

Павлу Михайлову было всего 29 лет, и выходец из простонародья (отец был плотником) всегда отличался упорством и целеустремленностью. И еще тягой к знаниям — смог самостоятельно окончить городское училище, был вольнослушателем медицинского факультета Томского университета. Но революция увлекла его в свой «поток» — в 1907 году вошел в состав «Сибирской боевой летучки» ПСР. За участие в убийстве жандармского офицера (тот был известен своими издевательствами над подследственными — до столицы ведь далеко, а сибирские нравы грубые) его приговорили к пяти годам каторжных работ. Отбывать срок пришлось в зловещем Зерентуйском централе, где над ним всячески измывались как тюремщики, так и уголовники. От последних доставалось гораздо больше — его постоянно избивали и унижали всячески, так как начальник каторги давал за это «криминалу» разного рода поблажки. Несколько раз парень объявлял голодовку, пытался покончить с собой. От захлестнувшего отчаяния попытался совершить покушение на начальника тюрьмы, но попытка не удалась, и от побоев едва выжил — только многочисленные шрамы остались памяткой на всю жизнь. Но проявленная непокорность сильно удивила его истязателей — никто не ожидал, что юноша будет способен дать отпор — не учли, что тот был идейным террористом, а фанатично верящие в идею страшные противники.

По отбытию каторги Михайлова отправили в якутскую ссылку, откуда он попытался сбежать, но был пойман с началом войны. Теперь его обвинили в подготовке покушения на забайкальского губернатора, и снова отправили обратно в Якутию, но неугомонный боевик бежит снова, и по подложным документам работает в сибирской кооперации, обосновавшись в Новониколаевске. Писал статьи в газету местных кооператоров, и явился одним из создателей «Сибирского союза социалистов-революционеров».

В марте семнадцатого года был полностью амнистирован и реабилитирован вместе с другими революционерами, переехал в Томск, где его деятельная натура получила признание — стал не только членом Томской губернской земской управы, но и был выбран участником в Учредительное Собрание в ноябре 1917 года. Сочувствие к большевикам перешло в стойкую неприязнь после разгона ими «учредилки», когда самого Михайлова определили на место жительства в печально известные «Кресты».

Но зря выпустили — тот умело изобразил «раскаяние», а что еще оставалось делать в такой ситуации. Сидеть дальше на нарах⁈

Вернувшись в Томск, Павел Яковлевич перешел на привычное нелегальное положение — на этот раз уже в качестве члена подпольного Западно-Сибирского Комиссариата, которому сбежавшее в Харбин «правительство» Дербера поручило организовать свержение Советской власти по всей необъятной территории от уральских предгорий и до величавого Енисея. Их всего четверо — трое здесь, один в Томске, соглядатай, приставленный от ВПАС — сбежавшие в Маньчжурию, в «полосу отчуждения» КВЖД трусы не пожелали их оставить без пригляда.

Его товарищ, Борис Дмитриевич Марков, сидевший напротив Михайлова с папиросой в пальцах, на пять лет постарше, но жизненный путь походил словно под «копирку». Коренной сибиряк, выходец из мещан, он семнадцать лет назад (а ведь это ровно половина прожитых годов) окончил Барнаульское горное училище, и работал в шахте мастером. Но в 1904 году перебрался в Петербург, и вошел в состав «Боевой организации» ПСР. За участие в подготовке террористического акта против министра юстиции Муравьева, получил каторжный срок, по окончании которого отправлен в Киренский уезд, на самый север Иркутской губернии. Несколько побегов, с обратным «водворением», пока Борис Дмитриевич под прикрытием кооператоров не оказался в Новониколаевске вместе с Михайловым, причем в семнадцатом году стал председателем Томского губкома ПСР и членом Учредительного Собрания. И последующее бегство от большевиков в далекий Томск, с переходом в подполье. Ибо и тут тоже утвердилась советская власть, разогнавшая Сибирскую Областную Думу и выбранное ей на подпольном заседании в последний день «Временное Правительство Автономной Сибири». Причем многие «министры» до сих пор не знают, что они таковыми являются — настолько стремительным было бегство «людей слова», что о таковом «избрании» мало кого из кандидатов успели оповестить. Но списки достались большевикам, и те быстренько засадили за решетку недоумевающих «министров» как сепаратистов. Правда, вскоре разобрались, и многих выпустили на свободу, кроме самых «упертых»…