Патушинский говорил яростно — в натуре сейчас прорвался присяжной поверенный, которым был его «альтер эго». И сам себе восхищался — демагог оказался первостатейный, чувствовал настроение толпы и умел им воспользоваться, играя на сильных эмоциях.
Григорий Борисович дождался момента, когда схлынут овации огромной собравшейся толпы, помахал стиснутым кулаком в знак приветствия и окончательной победы, что было снова принято с необычайным восторгом. Еще бы — Екатеринбург на «высшем уровне» встречал делегацию Сибирского правительства, теперь все были уверены, что гражданская война будет победоносно закончена. А главный герой, сходя с трибуны под громкие крики обывателей, уже проходил мимо выстроенных шпалерами солдат под «бело-зеленым» знаменем и с сибирскими погонами и шевронами на обмундировании, что буквально «пожирали» его взглядами.
Уральский Совет крепко подставился этими двумя массовыми казнями — всей царской семьи и группы великих князей, с вдовой бывшего генерал-губернатора Москвы. Причем большевики очень сильно торопились, земля горела у них под ногами. Внезапным обходом чехи и сибиряки, а с ними восставшие оренбургские казаки полностью отрезали Екатеринбург, и вышли к самим городским предместьям.
Имея прямую санкцию Москвы на убийство, отданную Свердловым, местные большевики стали готовить казнь царской семьи, вот только пришлось начать кровавое действо впопыхах — легионеры уже ворвались в город, целенаправленно прорываясь к особняку Ипатьева. Подполковник Войцеховский всерьез воспринял данную им месяц с лишним тому назад телеграмму, разработал целую операцию, но осуществил ее только сейчас — бои на Волжском фронте пошли крайне серьезные, пришлось перебрасывать дополнительные подкрепления, сосредоточив всю 1-ю дивизию легионеров. Однако начавшие прибывать на Восточный фронт батальоны 2-й чехословацкой дивизии, прошедшими эшелонами через всю Сибирь в обратном направлении от сурового Байкала, а с ними 1-й и 3-й сибирских бригад, позволили начать широкомасштабное наступление по освобождению Уральского региона от большевицкой власти.
Тут, как и в Сибири, она не обрела крепкой опоры, вызвав массовое недовольство даже среди местного пролетариата, древнего, с устойчивыми традициями и корпоративными связями еще с «демидовских времен». Про старожильческое крестьянство, связанное с заводами крепкими ниточками, и говорить не приходится — большевицкие «новшества» и «порядки», да еще на фоне отмены «свободной торговли» были встречены тут в «штыки». Про казаков и говорить не приходится, а их станиц было немало в тех же Челябинском и Троицком уездах — там все напоминала готовую к взрыву пороховую бочку с уже подожженным фитилем. Все, что нужно было сделать для развязывания гражданской войны, сотворили сами ревкомы, всячески провоцируя на восстание недовольных, чтобы потом с ними расправится.
Не вышло, да и не могло выйти — на силу нашлась другая сила. Сибирь полыхнула, и многочисленное оренбургское казачество также восстало — и организовалось для борьбы, выставляя многочисленные конные полки. И что немаловажно, в борьбу было вовлечено на стороне «белых» многочисленное башкирское население Уфимской и Оренбургской губерний.
Так что большевики из Уральского Совета оказались в сложной ситуации, а такие не решаются простыми методами запугивания. И по большому счету в цареубийстве не было надобности — лучше было бы оставить детей бывшего императора Николая Александровича и его супругу в живых, пользы для Совнаркома было бы гораздо больше. Но нет — кровожадность и дурость взяли свое, как и случилось в реальной истории, и в отличие от тех же французских революционеров, что совершили казнь короля и королевы публично и по суду, уральские большевики не придумали ничего лучше, как организовать нелепую попытку «бегства». Проще говоря — тайного убийства с последующим сокрытием тел жертв.
Расчет немудреный, чисто уголовный, из заветных помыслов