Лихолетье

Ворвавшиеся внутрь стрельцы были готовы к бою, но стрелять и рубить было некого. Костромитинов озирался, не веря глазам. Как же так? Ждали, что у ворот будет внутренний дворик, где ратных встретит добрый десяток поляков, а сверху будут палить и бросать камни… Здесь же – ровно не крепостная стена, а загородка для скота. И сверху, от башни, никто не спешил бежать на помощь и выбивать нападающих… Прислушавшись, не услышав ни шума, ни выстрелов, Леонтий позволил стрельцам перевести дух, а тем, кто не успел, – перезарядить мушкеты. Очищая саблю от крови, подмигнул мужикам:

– Ну, запарились, под холстами-то? Как оно, товар-то изображать?

– И не говори, Леонтий Силыч, сто потов сошло! – отер мокрое лицо лоснящимся рукавом грузный Еремей Бекеш – бывший тамбовский дворянин, а ныне стрелецкий десятник.

– А на меня чих напал, еле сдержался, – похвалился один из ратников. – Думал – чихну, а Левонтий Силыч меня убьет!

– Вот-вот, а если бы от самого монастыря под холстом сидеть пришлось? – усмехнулся воевода и, прислушиваясь, озабоченно обронил: – Ну, где там князь-то?

Мезецкий, шедший с отрядом сушей, должен был начать атаку, заслышав выстрелы с реки. Но князь медлил.

– Ждать не будем, пойдем, – решил Костромитинов. Пошарив за поясом, окликнул молодого стрельца, что был у него на побегушках: – Санька, где пистоли-то мои?

– Дядька Леонтий, ты ж не сказал, что я должен твои пистолеты подбирать! – возмутился парень.

– А своя-то голова на што дана? Шапку носить? Ну-ка, быстро!..

Старик, от полноты души, отвесил парню такого пинка, что тот чуть ли не кубарем покатился к реке.

– Может, зря ты его так, Леонтий Силыч, – осторожно сказал Бекеш. – Возьмет да батьке пожалится.

– Пожалится, батька ему сам добавит, – уверенно сказал Костромитинов. – Мне Яковлевич наказал – в черном теле мальца держать.

– Тоже верно, – кивнул Бекеш.

Остальные малость посмеялись. Сын рыбнинского воеводы оказался неплохим парнем – жил и ел вместе со всеми, делал, что велено, от работы не отлынивал. Ну а пинка получил – так кто же в молодости их не получал?

Котов-младший прибежал обратно и, отводя в сторону обиженную морду, протянул Леонтию пистолеты.

– Молодец – нюни не распускаешь! Ниче, будет из тебя толк, – одобрительно хмыкнул старый дворянин.

– Меня, помнится, дядька – холоп наш самолично лупил. А батька только посмеивался, – сказал Костромитинов.

Санька, услышав такое, утешился.

– Дядька Леонтий… Леонтий Силыч, – поправился парень. – Дозволь, я твои пистоли заряжу!

– Не, Санька, – покачал головой Костромитинов. – Саблю точить да ружье заряжать – никому не доверю!

Укрываясь за деревьями, стрельцы подошли к башне вплотную и замерли, взяв на прицел окна, прорубленные во всю ширь, будто в городском доме, где не боятся ни татей, ни разбойников. Князь Мезецкий ничем себя не выдавал. Леонтий, начиная беспокоиться, выглянул из-за дерева и узрел, что с противной стороны башни стоят за стволами берез люди в темно-зеленых кафтанах – таких же, что носили стрельцы воеводы Котова.

Когда в стволы деревьев впились первые пули, выпущенные из окон, Костромитинов едва не перекрестился от облегчения. Ну наконец-то все пошло так, как надо! Повеселев, Леонтий поправил шапку и раскрыл рот, чтобы отдать команду, но увидел, что десятники – Никита Еропкин и Еремей Бекеша справляются без него. Удовлетворенно хмыкнув, Костромитинов пошел по кругу, высматривая – не мелькнет ли где вороненая кольчуга князя Мезецкого?

Даниила Ивановича он нашел в начале просеки, что шла от холма к Федосьеву, рядом с кучкой местных мужиков.

– Перемудрили мы, князь, лазутчикам не поверили, – растерянно сказал Костромитинов, почесав затылок. – Думали – войско тут стоит, а тут… – плюнул в сердцах старый воин.

– Это точно, – кивнул Мезецкий. – Сколько потерял?

– Не поверишь, княже – ни одного! – не то с гордостью, не то с недоумением сообщил Костромитинов. – Что с башней-то будем делать? Штурмом брать или спалить ее к ядреной матери?

– Спалить, – сказал князь, не колеблясь ни секунды. – На кой она нам? Место тут хорошее. Если острог поставить – всю Шексну перекрыть можно. А башня эта – ни богу свечка, ни черту кочерга.

– Эй, церепане! – позвал Леонтий крестьян, передразнивая говорок жителей Череповеси.

– Це надоть, боярин? – подскочил к нему бойкий мужичок.

– Хворост сухой несите и бересту. С каждого – по три вязанки. Ляхов ваших жечь будем, а бревна сырые!

– Панов жечь?! – обрадовался мужик. – Ну, тогда мигом. Давно пора им красного петуха пустить…

Мезецкий и Костромитинов вернулись к стрельцам, стоявшим под прикрытием деревьев. Время от времени кто-нибудь палил по окнам крепости, не ведая, попал или нет. Появились и первые потери – пожилой стрелец, яростно матерясь, перевязывал голову товарища. Чуть в стороне, где кучковались боевые холопы, Гриня отпаивал водкой рыжего Федьку.

– Что с ним? – с беспокойством спросил князь, подходя к своим людям.

– Ниче, до свадьбы заживет, – беспечно отозвался Гриня, отбирая у товарища фляжку: – Хватит пока!