Лихоманка

Он контролировал ситуацию в поселке.

Феликс всегда легко и стремительно поднимался по лестнице на смотровую площадку. За последние годы ни разу не сбивал дыхания, не запыхивался. Стремительный подъем для него был своеобразным индексом Доу Джонса, показателем деловой активности. Если чуть сбивалось дыхание на завершающем этапе, следовало сократить количество сигарет. Так было всегда.

Только не в этот раз. Сегодня с самого начала все пошло как-то в раскосец. Мокрые подошвы кроссовок пару раз предательски соскальзывали с железных ступенек. Один раз он даже зацепился штаниной джинсов за острый угол перил. И прилично зашиб коленку. Но все, слава Богу, обошлось.

Он стоял на площадке, как на капитанском мостике. С высоты птичьего полета в бинокль обозревал окрестности. Весь поселок был у его ног.

Буйная зелень деревьев и кустов под порывами ветра колыхалась гигантскими волнами грозного океана. Надвигался шторм. Вдали над синим лесом, смахивающим на далекие острова где-нибудь в Карибском бассейне, уже грохотали раскаты грома. Вспыхивали ослепительные молнии.

Жители писательского дачного поселка в большинстве своем спокойны и уверены в завтрашнем дне. На капитанском мостике мудрый и опытный морской волк. Он контролирует ситуацию. Уверенной рукой проведет лайнер сквозь бури, рифы, штормы и ураганы без потерь.

«Будет буря! Мы поспорим! И поборемся мы с ней!».

Фигура Феликса так и просилась быть увековеченной резцом, (или чем он там ваяет?), самого Зураба Церетели. Или на худой конец резцом Виктора Клыкова.

Впоследствии, кстати, можно ему отвинтить башку, (в смысле скульптуре, не Феликсу), и прикрутить какую-нибудь другую. Нахимова, Ушакова или даже Колумба. Говорят, подобная практика смены голов довольно широко практикуется в монументальном жанре.

Наш доблестный Феликс, взобравшись на смотровую площадку водонапорной башни, оказался в нужное время в нужном месте. Наведя окуляры мощного военного бинокля на окно кабинета Шагина, он стал невольным свидетелем откровенно эротических и где-то даже бесстыдно сексуальных сцен.

Так ему тогда показалось.

Если кто-то думает, быть сторонним наблюдателем, плевое дело, тот глубоко ошибается. Подчас этот самый сторонний наблюдатель испытывает большие потрясения, нежели наблюдаемые. И в душе его бушуют не меньшие ураганы, Торнадо и цунами, нежели в душах тех, кто непосредственно занимается этим самым древним, полным таинства и непознанной бесконечности, процессом.

Как сказал один классик детективного жанра: «Свидетели есть всегда!».

Бдительный Феликс, затаив дыхание, указательным пальцем вертел туда-сюда ролик регулятора. То приближал, то слегка отдалял от себя картинки со второго этажа дачи Шагина. Сердце его стучало и гудело, словно пламенный мотор. Второй свежести. Перегрузки, как известно, ничему не на пользу. Ни двигателю внутреннего сгорания, ни человеческому сердцу.

Да тут еще постоянные вспышки молний, электрические разряды, резкие перепады атмосферного давления.

Перегрузки со всех сторон, короче!

Далее, как и следовало ожидать, в самый кульминационный момент, (опять-таки, как показалось Феликсу!), у него случился сердечный приступ, потеря сознания.

Короче, Феликс Куприн, на самой вершине смотровой, (водонапорной!), башни оказался лежащим в неподвижности. Хорошо еще вниз не сверзился. Повезло.

Эмоциональные перегрузки в таком возрасте без последствий не бывают!

Энергичная Анечка Барбекю, между тем, тоже не сидела сложа руки. Она последовала за Филей. Точное направление поисков еще с полчаса назад ей дала никто иная, как сама Екатерина Великая.

— Ты Феликса видела?

— Видела, — зевая, кивнула головой Катя.

— Куда он направился?

— На башню полез, куда еще! Он туда каждый вечер лазит!

Катя скорчила презрительную гримасу, зевнула и направилась на свою улицу.

Наш доблестный Феликс лежал над поселком и пребывал в глубоком обмороке. Неизвестно, чем бы кончилась вся эта неприятная история, если бы…

Если бы не Анечка Барбекю!

Глубокое заблуждение, будто только русские красавицы способны коня на скаку и все такое. Исторически доказано, армянские красавицы, (особенно, циркового разлива!), способны не только, очертя голову, в горящую избу. Иные из них, (в смысле, цирковых!), способны даже на невозможное, с точки зрения рядового обывателя. Способны на себе спустить из-под небесья по шаткой железной лесенке бесчувственное тело любимого человека, не причинив ему при этом ни малейшего вреда или даже простого беспокойства. И бережно спустить на грешную землю.

Куда там американские трюкачам, каскадерам и всемирно известным дублерам всемирно известных звезд Голливуда. Им всем вместе взятым да нашей отважной Анечки Барбекю, (в девичестве, Саркисян!), как до далекой звезды.

Только армянская красавица, (циркового разлива!), способна бережно уложить на влажную от ночной росы траву любимого человека и с истинно кавказским темпераментом начать делать ему искусственное дыхание.

Рот в рот, толчки ладонями по грудной клетке и все такое прочее.