Бросаю кувшин на пол, он разбивается. Ползаю среди осколков, пока не нахожу достаточно острый, и взрезаю себе ногу.
Появляется смутное ощущение боли. Еще я слышу громкий вопль. Но не обращаю внимания ни на то, ни на другое — сейчас у меня есть более важная цель. Эта штука в ноге приковывает меня к моему свекру — от нее необходимо избавиться.
Чьи-то руки пытаются меня остановить. Кто-то громко выкрикивает мое имя. Поначалу я решаю, что Роуз наконец нашла выход из вентиляции и пробралась ко мне, но руки обхватываю мои щеки — и вот я уже смотрю в карие глаза Сесилии. Ее рубашка в крови. На лице — истерический ужас.
— Рейн, ну пожалуйста! — визжит она.
Все мои кошмары с воплями рвутся вперед. Настоящая какофония. Мужчина давит ногами лилии. Мертвая сестра по мужу проползает в вентиляцию. А Сесилия здесь, в эпицентре бури.
— Тебе надо вернуться наверх, — говорю я ей. — Здесь опасно.
— Прекрати!
Она пытается вырвать у меня стекло и остановить кровь пальцами. Сесилия не желает меня слушать, хоть я твержу ей, что здесь опасно и что маячок надо выпустить вместе с кровью.
Наконец сестра по мужу убегает, и я слышу мелодичный звонок лифта.
Возвращается она спустя несколько секунд. Линден ахает и проталкивается мимо нее в дверь. Я знаю, что он не настоящий. Он от меня отвернулся, бросил меня так же, как я бросила его. Тем не менее он бежит ко мне, выкрикивая мое имя.
Сесилия остается в дверях, окутанная невероятно ярким светом. В руках у нее мешок с извивающимися змеями, и змеи плачут по-младенчески. Этот плач имеет ярко-красный цвет: он заливает все вокруг.
— Унеси Боуэна отсюда, — приказывает Линден нарочито спокойным голосом. — Ему ни к чему это видеть.
Он чем-то обматывает мою ногу, и белое становится красным от плача и крови.
— Да, — говорит новый голос. Это Вон. Он пришел, чтобы меня прикончить. — Прояви хоть какой-то здравый смысл, милая. Ты ведь все-таки его мать.
— Линден! — выкрикивает Сесилия поверх плачущих змей. Голос у нее стал визгливым. — Сделай хоть что-нибудь! Она сейчас умрет от потери крови.
Змеи выползают из мешка, обматываются вокруг ее шеи, ныряют под одежду. Слово прокатывается по комнате гулким эхом. «Умрет. Умрет. Умрет».
— Что ты с ней сделал? — обращается Линден к отцу. Я закрываю глаза, чтобы не видеть, что происходит с Линденом. Плоть стекает с его черепа, яркие зеленые глаза выкатываются из орбит. — Сколько она уже здесь находится? Почему мне не сказали?
— Я работаю над экспериментальным лекарством. Оно подстегивает иммунную систему. По сути, как витамин С. Но побочный эффект — небольшие галлюцинации.
Слишком близко! Голос Вона подобрался ко мне слишком близко. Куда бы я ни пошла, он постоянно подбирается слишком близко. Вон всегда находит меня с помощью маячка, который вшил мне в ногу. Он может затащить меня к себе в лабораторию, как рыбу, пойманную на крючок.
— Видимо, она как-то освободилась от фиксаторов… — размышляет Вон.
Он не заканчивает фразу.
— Фиксаторов? — вскрикивает Линден. Никогда раньше я не слышала, чтобы его голос звучал настолько ядовито. Земля гудит, и на мгновение кажется, что особняк вот-вот рухнет, складываясь карточным домиком — так, как мне когда-то мечталось. Но тут Линден отводит волосы с моего лица… его прикосновение столь бережно. — Что с тобой случилось? — шепчет он.
Я чувствую, как Сесилия мечется по палате. В ее скрипучем голосе звучит паника. Она говорит Вону:
— Вы обещали, что не причините ей боли! Вы обещали, что она будет в безопасности!
— Ты об этом знала?! — рычит на нее Линден.
Под веками появляется гневный оранжевый свет.
У Сесилии начинается истерика. Ей удается произнести только:
— Я… я…
Вон укоризненно прищелкивает языком.
— Вы оба реагируете слишком бурно. Немного успокоительного — и с ней все будет в порядке.
— Выньте его! — пытаюсь сказать я, но не могу выговорить ни слова.
Я не могу даже кричать: язык онемел, и получаются лишь тяжелые, жуткие стоны.
— Ты не имел права, отец! — отрезает Линден. — Она не подопытный кролик! Под этой крышей она по-прежнему моя жена!
Я чувствую, как мое тело оказывается у него на руках.
— Полно, сын, не теряй благоразумия.
— Ей нужно в больницу!
Сквозь напускное спокойствие прорывается паника.
— Там не знают, как ей помочь, — говорит Вон. — Положи ее обратно в кровать, сын. Мы моментально приведем Рейн в порядок. А потом, когда ты успокоишься, я объясню, чем полезно ей это лекарство. Чем оно полезно всем нам.
Линден жалобно просит меня открыть глаза.
— Что вы стоите здесь, как пара идиотов? — Сесилия перекрикивает вопли младенца. — Вызывайте машину! Немедленно! Шевелитесь! — Ответом ей служит топот ног, похожий на капли дождя. Санитары бормочут: «Да, леди Сесилия!», и «Сейчас!», и «К западному выходу, через минуту».
— Господи, Линден! Она дышит?
— Бога ради, Сесилия, унеси отсюда это орущее дитя! — говорит Вон.
Его голос — последнее, что я слышу. Чувствую, как его кисть, обтянутая пергаментной кожей, касается моего лба. Этого я вынести уже не в силах. Руки и ноги парализует. Разум гаснет.