Воевода решил построить имеющихся дружинников и дождаться отсутствующих. Может, и наказание им какое придумать, а если с пользой вернуться? Вообще к Баровиту мёртвые просто так не приходят, да и к Волоту духи за зря не взывают, а Умила уходит, лишь беду почувствовав чью-то. Неспокойно стало на сердце отцовском, видать буря грядёт, готовым быть к ней нужно.
_______________________________________________________________________________________________
Лада* – Богиня любви и красоты у славян.
Славь* –Мир Предков (Светлая Навь)
Навь* – мир усопших и духов Хаоса
Ярило*– Бог весеннего Солнца, почитаемый как Бог Плодородия и страсти, умелый воин и первый земледелец.
_______________________________________________________________________________________________
Тонкие пальцы обхватывали гибкие ветви молодых деревьев, голубые глаза внимательно всматривались вдаль, стопы неслышно касались влажной травы. Девушка остановилась и шепнула через плечо:
— Что именно тебе духи сказали?
— Подымись на самый острый зуб горы, — отозвался мужской голос за спиной.
Златовласая вздохнула, окинула взором гору:
— Ну, что делать? Давай подниматься.
— Сама-то, что чуешь? — спросил брат.
— Наверх тянет, — сказала Умила, поднимаясь по наклонной поверхности земной тверди.
— В следующий раз молока духам налью перед сном, — бубнил Волот, хватаясь за тонкие тела деревьев, — чтобы понятней говорили. Толи дело матушка наша. Батя мне рассказывал, что она с духами разговаривала, как мы меж собой. Всё чётко – иди в тот-то лес, при такой-то Луне, по той-то тропке, до такого-то дерева, потом из кустов выгляни, всё и увидишь,.. а здесь «острый зуб горы». Что это вообще?
Сестра хихикнула причитаниям витязя.
— Так, может, ты забыть чего успел? — рассуждала омуженка, цепляясь за протянутые к ней ветви. — Надо было сразу меня будить, а ты всё волосы мне гладил, щёку целовал.
Брат замер и округлил глаза:
— Я? Ты чего, Умила, когда я тебя так будил?
Девушка остановилась и, обернувшись, уставилась на него.
— Ну, да. Ты обычно за плечо трясёшь и в ухо «Умила» орёшь, — согласилась она.
— Я не кричал на тебя ни разу, — возразил Волот.
— Ну, не могло же мне это присниться, — сомневалась она.
— Тебе и не приснилось, есть один человек, который заботой своей тебя укутывает, а ты, коза горная, дважды его уже развернула, — хитро прищурился воин, — и когда мы уходили, его уже в сарае не было.
— Как не было? — напряглась голубоглазая.
— Так. Ушёл куда-то, — пожал плечами витязь.
— Куда? — спросила девушка, прожигая брата взглядом.
— Откуда мне знать? — насупился он.
— Он - твой друг, — не унималась Умила.
— Он - твой жених, — заметил Волот. — Не волнуйся ты так, сам ушёл, сам и воротится… К обеду точно… особенно если Радмила лапши наварит. Она, в отличие от тебя, знает чем Баровита порадовать.
Златовласая шлёпнула брата ладонью по лбу:
— Да, ну тебя. Сбил ты меня, след я потеряла.
Воин тихо посмеивался над сестрой. Девушка закрыла глаза, вытянула в разные стороны руки и прислушалась к своим ощущениям, правую ладонь обдало жаром.
— Выше, — констатировала она.
— Веди меня, — улыбнулся Волот.
Ряды, клонящиеся к подножью горы, деревьев становились всё реже, девичьи пальцы цеплялись за холодные камни, колени, даже через плотную кожу высоких сапог, ощущали каждую грань острых пород. Наконец-то воины вышли на плато, можно было выпрямиться во весь рост и осмотреться. Широкая ладонь брата легла на девичье плечо:
— Вон он - зуб горы.
Голубые глаза окинули высокий острый пик, о ноги которого разбивались морские волны.
—Не знаю, родной, меня вниз тянет, — сказала она и пересекла каменную площадку.
Девушка резко пригнулась и спряталась за камень, витязь проскользнул к ней. Он увидел, как семеро османцев вытягивают из дома, стоящего на отшибе деревни, молодую девушку, как вслед за ними выбегают с криками её родители.
— Спускаемся, — скомандовал он.
Они осторожно, но не мешкая при этом, принялись скользить от камня к камню, наблюдая за тем, как два османца обнажили мечи и приставили их к шеям несчастных родителей.
— Ты стариков освободи, — шепнул брат, — а я девушке помогу.
— Интересно, почему? — хитро прищурилась Умила.
— Потому что со стариками двое остались, а девку пятеро тащат. О тебе забочусь, — заверил воин.
— Ну, ну, или просто девка тебе глянулась, — улыбнулась сестра.
— Не без этого, — кивнул витязь и стал пробираться вдоль камней.
Синеглазая женщина, лет пятидесяти пяти, нервно хваталась за кудрявые смоляные волосы, подёрнутые сединой.
— Что ж вы делаете? — кричала она, — Отпустите её!
Сухой мужичок попытался вырваться из крепкой хватки османца и кинуться вслед за дочерью, но холодный металл коснулся его кожи, и маленькая капелька крови побежала по его груди. Тёмные глаза прищурились, оскалившееся лицо приблизилось к плачущей женщине.
— Будешь лечить наших воинов, — медленно говорил парень, коверкая славянскую речь, — подумай, что мы с дочерью твоей сделаем, если ты противиться станешь.