– Как верующая я и помогала в основном верующим. Со многими из них я познакомилась на этапах и в заключении, а выйдя на свободу, переписывалась с ними. С другими политзаключенными я не имела никогда никакой связи.
– Состоите ли вы в какой-либо организации, которая ставила бы целью помощь политзаключенным и внедрение религии в массы?
– Нет, не состою и таких организаций не знаю. Внедрением религии никогда не занималась, но и своих христианских взглядов никогда не скрывала.
– Может, вы состоите в какой-нибудь религиозной секте?
– Откуда вы это взяли? – удивилась Татьяна.
– У вас фанатичное выражение глаз. Да и эта нарочитая бедность…
– А вы в глаза заведующей отделением Ивановой не заглядывали?
Следователь хмыкнул.
– И все-таки?
– Ни в какой секте я не состою.
– Ваше отношение как верующей к советской власти и советскому народу? – быстро спросил следователь.
– К советской власти я отношусь лояльно, а к моему народу – с любовью и состраданием. Перед властью и с окружающими я старалась быть честным человеком, добросовестным работником. Я пыталась доказать, что и христианин в наше время может быть полезным членом общества. Но, видимо, мне это не удалось…
Через несколько дней Татьяну перевезли в тюрьму Загорска, бывшего Сергиева Посада. Близость древних радонежских святынь и мощей преподобного Сергия, молитвенника земли русской, придала ей сил. Дух бодрствовал. Она молилась, размышляла. Теперь она точно знала, что это – конец. Она перебирала события своей недолгой жизни и ни о чем не сожалела. Разве только о том, что письмо владыке Аверкию осталось недописанным, неотправленным. Как-то он там в ссылке поживает? Давно не было от него известий.
Да еще о том жалела, что так и не научилась смирению. Не отвыкла от обличительных мыслей о пороках общества, государства. Судила в уме безбожную, злую к человеку, топчущую душу народа власть. За собственные страданья никого не винила, но за других, за сотни тысяч убитых, за погубленных в лагерях, за гонимую, оскорбляемую Церковь, за поруганные святыни…
Нет, надо унять сердце, вновь от этих дум гневно затрепыхавшее в груди. «Берегись, мое сердце…»
Господь попустил всё это, Он же и исцелит, исправит, когда придет время. «Прости им, Боже, ибо они не ведают…»
21 сентября, в праздник Рождества Богородицы, Татьяну ознакомили с обвинительным заключением.
– Вы обвиняетесь в антисоветской агитации. Признаёте свою вину?
– Нет.
– Вы также обвиняетесь во вредительстве, в том, что посредством аптечных препаратов умерщвляли больных константиновской больницы. Признаёте это?
– Я никого не умерщвляла и никому не вредила.
Через день ее отправили в Москву. В Бутырской тюрьме она провела несколько последних часов жизни. Смертный приговор уже был подписан «тройкой» НКВД.
23 сентября 1937 года Татьяну Гримблит расстреляли на Бутовском полигоне под Москвой. Вместе с ней в тот день в длинный глубокий могильный ров легли еще 366 человек. Вечером бульдозер присыпал тела тонким слоем земли, оставив место для следующей партии приговоренных.
В 2002 году Татьяна Гримблит была причислена к лику святых. Ее имя вписано в Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской и Собор новомучеников, в Бутове пострадавших. Память святой Татьяны отмечается 10/23 сентября.
БИБЛИОГРАФИЯ
Великий князь Владимир Мономах / Изд. подг. А. Ю. Карпов. М.: Русскiй мiръ, 2006 («Русскiй мiръ в лицах»).