Лики русской святости

Тихонова Калужская пустынь в своей «биографии» не имеет таких славных боевых страниц и воинских подвигов. В год Стояния на Угре недавно построенный монастырь был крохотным, едва ли обнесенным крепкими стенами – скорее всего, вокруг него был обычный тын из жердей от лесного зверья, а внутри ограды – деревянная церковь и бревенчатые кельи братии. Да и самих иноков едва ли набиралось больше двух, от силы трех десятков. На роль даже небольшой крепостицы монастырь не тянул. Татарская конница, наткнись она при переходе через Угру на обитель, в одночасье попросту разорила бы ее дотла. Но христианский монастырь – это всегда молитвенный, духовный щит для тех мест, где он стоит. Его стены, даже когда они настоящие крепостные, с бойницами и боевыми галереями, прежде всего имеют духовно-символическое значение. Монах живет в другом мире, принадлежа наполовину иной, небесной реальности. И защита его – в молитве, а не в деревянном или каменном ограждении, которое лишь намечает границу между мирским и сокровенным. Монахи – солдаты на войне, длящейся всю историю человечества, войне между силами света и духами тьмы. Живущие в монастырях иноки ведут непрестанную «брань духовную», совершенствуясь в молитвенном делании. А то, что происходит в мире духовном, невидимом, – вполне зримо отражается в событиях земной реальности. Если души людей очищаются, осветляются, делаются ближе к Богу, если по молитвам подвижников Господь склоняет свою милость к народу и стране, в которой эти святые живут, то и победа над смертоносным завоевателем становится близка – и враг бежит.

Оказавшись в эпицентре событий 1480 года, преподобный Тихон и его иноки-ученики, стали не просто свидетелями военных действий между Русью и Ордой. У братии Тихоновой обители было той осенью свое Стояние – усиленное молитвенное. В отличие от стояния русских и татарских полков на берегах Угры, оно не нашло отражения в летописях и исторических сказаниях. Да и ни по сути, ни внешне не отличалось оно от молитвенных стояний в других монастырях и городах Московского государства. Перспектива нового татарского разорения русских земель, вероятность вновь оказаться под злым игом, как в самые горшие времена ордынского владычества, была реальна и очевидна для всех. И потому, как сообщает летопись, «все, пребывающие в городе Москве (а также в прочих городах и весях, заметим мы. – Н. И.), были в страхе, и помышляя в уме об общем долге, ни от кого помощи не ожидали, только к Вседержителю Богу, Господу нашему Иисусу Христу и Пречистой Его Матери, преславной Богородице, со слезами и воздыханиями молились непрестанно».

Повторимся: ни о роли преподобного Тихона, ни об участии его монастыря в схватке на Угре, знаменовавшей конец господства Орды над Русью, исторические источники ничегошеньки, ни полсловечком не упоминают. Мы можем лишь предполагать, догадываться… или домысливать, выстраивая исторические аналогии и параллели. Метод, конечно, ненадежный, не имеющий к исторической науке никакого отношения, но эффектный, рисующий яркие картины. Так спустя века после грозных угорских событий 1480 года стала складываться легенда о Тихоне Калужском, благословившем великого князя Ивана III на битву с врагом.

Начала зарождаться эта легенда, по-видимому, в XIX веке. В самом ли Свято-Успенском Тихоновом монастыре или в тесно связанной с ним тогда знаменитой Оптиной пустыни; точно неизвестно, когда и где впервые была проведена аналогия между Сергием Радонежским и Тихоном Калужским. Быть может, преподобный Тихон постепенно стал восприниматься как «второй Сергий Радонежский» в рамках вековой эпопеи освобождения Руси от ордынского ига. На это наталкивало некоторое сходство их биографий, монашеского подвижничества: одинокое отшельничество в дремучем лесу, суровейший аскетизм, прижизненное творение чудес. Оба были современниками эпохальных русских побед над лютым врагом. Наверное, сыграла свою роль и «магия» исторических дат. Куликовскую битву 1380 года, на которую преподобный Сергий благословил князя Дмитрия Донского, и Стояние на Угре, свидетелем коего был Тихон Калужский, отделяет промежуток ровно в столетие. Да и жизни свои оба великих подвижника скончали с той же разницей в век – один в 1392-м, другой в 1492 году. И если не сам Иван III приезжал к святому Тихону за благословением на смертный бой, то уж точно его сын княжич Иван Молодой, находившийся в войске на Угре, или воевода Даниил Холмский вполне могли посещать лесную монашескую обитель и получать благословение ее настоятеля.

Возможно, подобное осмысление роли Тихона Калужского как «второго Сергия» отобразилось на иконах, где они написаны вдвоем. Одна такая икона известна в Оптиной пустыни. Еще одна, точнее, вышитая хоругвь для ношения в крестных ходах, хранится в Казанской церкви московского музея-заповедника «Коломенское». Обе созданы в XIX веке. Возможно, аналогичных икон было больше, просто не все пережили богоборческое XX столетие.