Читаем Лики русской святости полностью

Как и Сергий Радонежский, в первые годы своего лесного уединения Тихон претерпевал «жестокое житие». Пищей для него были дикие травы, коренья, грибы да ягоды. Спал он на жесткой подстилке из древесной трухи. Воду носил сначала из речки, затем из выкопанного своими руками источника в паре верст от дубовой «кельи». Соседями его было лесное зверье – вепри, зайцы. Может, захаживали и медведи. Зимой – голодные волки. Такая жизнь под силу лишь «земным ангелам, небесным человекам», как называют монахов-подвижников, словно бы утрачивающих черты плотского существа, которому нужны элементарные материальные блага, и становящихся как бы бесплотными, мало в чем нуждающимися. Божия благодать их питает, утоляет жажду, согревает в лютые морозы и овевает прохладой в зной. Отлетают, как сухие листья по осени, остатки человеческих страстей – самолюбия, малодушия, уныния, – если не выкорчеваны раньше наукой монашеского смирения. Кротость, бездонное терпение и неотступная молитва доставляют подвижнику и иные дары от Бога – творение чудес, прозорливость, то есть умение видеть сокрытое и дальнее, читать в человеческих душах, как в книге. Как поется в церковном песнопении (тропаре) на память преподобного Тихона, «в пустыни вселився, в нейже преходя жестокое жительство, яко безплотен, пожил еси, сего ради и чудес дарованием обогати тя Бог».

Сколько лет Тихон жил в своем дубе, прежде чем к нему стали приходить люди и собираться помалу ученики-последователи, подлинно неизвестно. Иногда в биографических справках о нем попадается информация о 17 годах. Откуда это взято – непонятно. А вот крайняя дата основания монастыря на месте лесного отшельничества Тихона известна точно. То есть круг учеников собрался подле святого подвижника и была построена деревянная церковь, возведены кельи для братии, а сам Тихон принял на себя обязанности монастырского настоятеля не позднее 1456 года. Эта дата появляется в биографии преподобного благодаря удельному князю Василию Ярославичу Боровско-Серпуховскому, тогдашнему владетелю калужских лесов и земель.

Василий Ярославич был внуком знаменитого героя Куликовской битвы серпуховского князя Владимира Храброго, двоюродного брата Дмитрия Донского. А кроме того, шурином великого князя московского Василия II – тот был женат на сестре Василия Ярославича. В междукняжеской «замятне» и кровавых спорах о московском престоле серпуховско-боровский владетель поддерживал близкого родственника. Был его верным союзником, предоставлял свое удельное войско в распоряжение Василия II и участвовал в сражениях. Когда в 1446 году московский государь попал в плен к своему противнику Дмитрию Шемяке и был ослеплен, Василий Ярославич, которому на тот период пришлось бежать в Литовскую Русь, предпринял энергичные действия, чтобы собрать небольшую армию для освобождения зятя.

Нравом этот удельный князь был, судя по дошедшим до нас отрывочным сведениям, крут и вспыльчив, горделив и гневен. Не терпел, чтобы ему противоречили, – в таких случаях мог применить насилие и коварство. Особенно не складывались у Василия Ярославича отношения с монахами, которые жили на его землях. В Житии святого Пафнутия Боровского рассказывается история конфликта князя с преподобным. Когда Пафнутий ушел из Высоцкого Боровского монастыря и основал собственную обитель, Василий Ярославич всеми способами пытался вернуть подвижника назад. Несколько раз он подсылал своих слуг поджечь Пафнутьев монастырь, впрочем, безуспешно. Иосиф Волоцкий повествует о другой истории: «Случалось князю Василию Ярославичу Боровскому бывать у Святой Троицы в Сергиевом монастыре, который находился тогда под его державою (радонежская земля также была во владении этого князя. – Н. И.). Князь, имея под своею рукою монастырь, не оказывал надлежащего почтения игумену и старцам. Они возвестили о том великому князю Василию Васильевичу, и последний, негодуя, взял монастырь в свое государство, а Василию Ярославичу запретил владеть Сергиевым монастырем».

Неудивительно, что и знакомство Василия Ярославича с Тихоном Калужским началось с княжьего гнева. Предполагаем, что история эта произошла в конце 1440-х – начале 1450-х годов. Во всяком случае Тихон к тому времени уже давно жил в калужском лесу и был окружен несколькими учениками. Во время охоты князь наткнулся в лесной глухомани на монашеское жилье и весьма удивился, что на его земле без дозволения и уведомления живет пришлый монах, да еще и собирает вокруг себя последователей. Полыхнув яростью, Василий Ярославич велел Тихону немедленно убираться. А чтобы тот не замешкал, поднял на него руку с плетью. Рука тотчас онемела – князь не мог ни опустить конечность, ни пошевелить ею. Божье вразумление подействовало мгновенно: Василий Ярославич в страхе и трепете стал молить Тихона о прощении и исцелении. Смиренный подвижник, помолившись о князе, вернул подвижность его руке.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное