Лики земного родства (сборник)

Она закрыла голову огромным воротом тулупа и глухо зарыдала. Парнишка же словно понял своё мужское предназначение и съёжился. Оттого, что через минуту-другую их может настичь настырно бегущий по санному следу дикий зверь. его длинно-серое, с чёрной полоской по спине, пышущее голодной энергией туловище уже было так близко, что ещё несколько прыжков – и оно окажется на санях. На санях, которые сейчас старательно пытается увезти подальше от этого преследующего их зверя такой же серый, как он, с чёрной гривой Важный. Пятиклассник присмотрелся к вытянутой волчьей морде с полуоткрыто-дышащей пастью и подумал: «Погнал его за нами в такую погоду только голод… Вокруг же ничего живого, не отстанет он от нас… Надо что-то делать». И словно кто-то невидимый прошептал ему на ухо:

– Огня ему, огня…

«Точно, мне же об этом папаня как-то рассказывал, – подумал Аркаша, разворачиваясь в санях лицом к уже настигающему его волку. – Только вот спички… Ах, кажись, они в «сидорке» вместе с хлебом и солью, что нам маманька в дорогу снарядила». Быстро развязал прикрытый сеном узелок и – с облегчением глянул на всё ещё находящуюся в шоке сестру.

– Сейчас мы его, Танюша, сейчас, – пробормотал без всякой надежды быть услышанным брат. Достал коробок, в котором сохранилось с десяток ещё не отсыревших толстых спичинок, и вырвал из-под себя большой клок сухого ковыля. Сделал несколько резких движений слегка закоченевшими пальцами и бросил ярко загоревшуюся сенную порцию чуть ли не в сверкнувшие у самих саней глаза зверя. Тот в растерянности остановился и издал пронзительно-протяжный вой. Но очередная волна порывистого со снегом ветра вскоре погасила это пламя, и оскорблённый поведением парнишки волк опять ринулся догонять вконец уставшую санную повозку.

– За что же такая напа-а-асть! – почти выкрикнул в утихающую пургу, чувствуя свою беспомощность, прослезившийся Аркаша. Но внутренний голос успокаивал: «Твой же огонь волчару остановил. Значит, надо ещё и ещё».

И парнишку осенило новой мыслью. Он оставил на всю ширину заднего края саней «валик» сена, а своеобразный кювет между ним и собой засыпал снежным перемётом, который плотным кольцом обхватил Танин тулуп. Несколько раз чиркнув спичкой, зажег эту полоску – и точно огненная граница пролегла между добром и злом. Волчища опять остановился и с завыванием закружился на отсвечивающем белизной снежном пятачке. А оглянувшийся на это Важный, словно одобрив легким ржанием действия юного кучера, ещё с большей скоростью понёс своих седоков в вечернюю даль.

Они же сейчас ничего не понимали: куда, зачем и какой дорогой несётся их уже никем не управляемый конь. Подкладывая в горящую полоску всё новые порции сена, Аркаша тут же добавлял и горсточки снега. Благодаря такому контрасту этот быстро передвигающийся костёр временами больше походил на тлеющие сырые поленья, которые выбрасывали в сторону волка лёгкие язычки огня вперемежку с густым сизым дымом. Не видя более преследований зверя, мальчишка постепенно успокоился, даже разомлел от идущего к нему тепла. И, забывшись, засопел так, что больше ничего уже не видел и не слышал.

Вернули сознание лишь какие-то резкие толчки да конское ржание. Аркаша приоткрыл глаза и не поверил самому себе. Это взмокший до пенных пятен Важный уже стоял у родной конюшни и ритмичными движениями саней взад-вперед оповещал их с Таней о ночном прибытии домой…

– Важный, мой любимый… отважный Важный! – нежно дотронувшись до его пышущих паром ноздрей, стыдливо прошептал пятиклассник. – Прости меня, гадкого пацанёнка… за ту осеннюю выходку… прости.

А тот в ответ вскинул вверх большую, с длинной чёрной гривой, лошадиную голову. И так весело заржал, как будто завидел после долгой разлуки любимую кобылицу. Аркаша ласково провёл ручонками по этой самой родной и тёплой для него мордочке четырехкопытного друга, заглянул в его большие, по-человечески понимающие глаза и уже громко запричитал:

– Родненький мой… Важный, мне надо бы ещё сказать тебе что-то важное… Ну, главное… спа-спасибочки тебе за доброту… за подаренную нам жизнь спасибо!

Взялся за его гриву и с улыбкой сделал в ней двойной узелок. Просто так, на память о возобновлении их взаимной человеко-конской любви. От радости, что прощён именно на том же месте, где и обидел этого отважного и верного друга.

Конь же, раздув свои увлажнённые от волнения ноздри, раздвинул большущие губы и знакомым Аркаше поцелуем нежно ущипнул его дрожащую от радости ручонку…

Сбой Фортуны

Сотрясение земли на этот раз оказалось наиболее ощутимым. Даже смастерившая себе гнёздышко в потолочном углу балкона ласточка, и та не выдержала таких почвенных колебаний. Качнула длинным хвостом с большим вырезом посредине, словно готовой к стрельбе рогаткой, и отпорхнула от дома. Но отлетела лишь на соседнюю к гаражу берёзу. Уселась на разлапистой ветке такой же, как и сама, природной красавицы и с необычностью для своего певучего характера замолчала. Потом встрепенулась чуть ли не со всей белоствольной и издала серию резкого громкого крика: