Ликуя и скорбя

Махмет-Салтан выслал послов к Боброку.

— Чего хочешь? Зачем пришел? Скажи и уйди с миром, позовем Мамая, Русь пожжем.

— Откройте ворота! — ответил Боброк.

Послы ушли. Боброк выстроил пешие полки, конную дружину Суздальца поставил по флангам. Знал, что не утерпят ордынские князья и ударят на русов в поле.

Пасмурным утром стены города окутались дымом, прогремел гром. Будь то не март и не мороз, гром тот за грозу можно было бы принять. Нет, то не гроза, то гром про извели со стен. Сквозь дым проглянуло при втором ударе грома и пламя. Из дыма раздалось громко «кху-кху», переходящее в визг. Вынырнули из дыма всадники на верблюдах. Верблюды кричали, всполошая коней. Перед пешими полками стояли стрелки. Две тысячи стрелков с самострелами.

В поле разворачивались в лавы ордынские сотни, шли глубоким строем, на ходу убыстряя бег лошадей и верблюдов.

Не так-то звонко под низкими и влажными облаками протрубили русские трубы. Тысяча железных стрел первого залпа ударила по казанским всадникам. Падали кони, бились раненые верблюды, ломая вторую линию лавы. Ордынцы перескочили через первую гряду убитых и раненых. Второй залп тысячи железных стрел сбил и опрокинул вторую линию лавы. Всадники замешкались, третий залп вырубил еще одну линию.

Одиноко прозвучал глас медной трубы. Первая линия стрелков попятилась к линии копейщиков. Ордынцев встретил четвертый залп железных стрел.

И стрелки второй линии начали отход к пешим копейщикам. Всадники Суздальца на правом и левом крыльях отступили и открыли для боя большие пороки. Встречь верблюдам взвились шереширы и опалили их огнем. Верблюды заметались, в страхе и ярости разбивая конный строй своих же воинов. Пятый залп проредил еще раз конную лаву. Стрелки вошли в пеший строй, конная лава сближалась с пешим строем.

Звук трубы наклонил длинные копья, на пути всадников встала сверкающая железом дуга. Лава остановилась перед смертоносной и непроницаемой дугой.

Через равные промежутки, пока успевал воин сосчитать до трех, следовали залпы железных стрел из рядов копейщиков. Ордынцы повернули и помчались к городским воротам. Конница Суздальца преследовала ордынцев, вбила их в ворота. Со стен сверкнула молния и грянул гром. Ворота затворились. Подъемные мосты поднялись и прилегли к стенам.

Громом убиты только двое, но раны получили многие. Странные раны. В тело впились мелкие камешки. Боброк приказал набрать камешков. В поле среди раненых ордынцев по его ж приказу отыскали двух ордынских сотников. Привели в шатер.

Боброк выложил на стол камешки и спросил, что это за оружие, почему гром мечет камни?

Ордынцы молчали.

Сотников вывели из шатра, им тут же отрубили головы. Ввели еще двоих ордынцев. Повалили на колени.

— Говорите! — негромко молвил Боброк.

И рассказали...

На стенах поставлены тюфенги. Привезли их из Самарканда от хромца Тимура. Тимур вывез секрет этого оружия из страны Хань.

Ханьские трубы лились из меди, их широкие жерла испускали огонь и гром, камни и куски железа вылетали недалеко, падали тут же и могли поразить воина только в упор. Арабские кузнецы вместо меди употребили железо. Медная труба была тонкостенной, с огромным жерлом. Железный тюфенг имел толстые стены и узкое жерло. Зелие взрывом выбрасывало заколоченный в жерло пыж, пыж толкал дробленые камни и куски железа. Если воин лез на стену, то ударом такого заряда его сшибало и рвало на куски.

— Я не уйду отсюда,— сказал Боброк,— пока не возьму несколько тюфяков.

Так слово «тюфенг» получило русское звучание из уст Боброка.

Весь город, как Тверь, острогом не стали обводить. Обвели острогом волжские ворота, подвели к ним возграды, большие пороки, мечущие шереширы, баллисты и катапульты. Супротив ворот подняли туры. В утро 14 марта начали метать шереширы, баллисты кидали бочки с горящей нефтью, пороки метали тридцатипудовые камни в ворота. Ворота выпали из петель. В городе занялся пожар. К ночи над городом встало дымное зарево, у стен таял снег.

Утром 15 марта вышел из ворот Махмет-Салтан и пришел к княжескому шатру. Приняли его Суздалец и Боброк.

— Почто пришли? — спросил Махмет-Салтан.— Даю откуп!

Приступ стоил бы многих русских жизней, а город ничего не стоил для Боброка, удержать город было некем, не оставлять же здесь пеший полк или стрелков.

Боброк потребовал 1000 рублей для конной дружины и 1000 рублей на пешую рать, и все тюфенги, что стояли на стенах.

Город пылал, в город летели шереширы. Махмет-Салтан дал откуп, и отдал тюфенги, и поклялся не воевать русскую землю.

6

Митрополит Марко с Синайской горы из Иерусалима и архимандрит монастыря святого Михаила в Иерусалиме отец Нифонт прибыли за милостыней в Москву. Митрополит Алексей спросил их, как они мыслят спасти греческую веру от натиска папистов и ислама.