Ликвидатор с Лубянки

Машина остановилась у арки ворот. Я попрощался с Карасевым, прихлопнул дверцу и потащил свой чемодан сквозь туннель ворот.

Заслышав звук шагов по деревянным ступенькам, Яна открыла дверь. На душе у меня было одновременно и тепло, и тревожно. Я не привез с собой никакого решения. Это плохо. Яне будет тяжело услышать о моем бессилии. Как бы сделать так, чтобы она увидела сложность положения, убедилась, что дело не в нерешительности, что я просто хочу действовать в границах здравого смысла, что я…

Цепочка моих мыслей прервалась. Янины руки обняли меня и потянули вглубь квартиры.

Глава 12

Мама и сестра ушли. Сестра, смотревшая передачу о театральной жизни, забыла выключить телевизор. Пустой зеленый экран озарял комнату мягким отблеском. Алюшка спал. Я привез ему из Берлина новую игрушку, заводной мотоцикл, бегающий замысловатыми кругами. Он топал за ним целый вечер, устал и заснул необычно быстро.

Яна щелкнула выключателем в кухне и зашла в спальню посмотреть на сына. Шелест ее халата показал мне, что она вернулась в столовую. Яна задернула поплотнее половинки портьеры и остановилась у телевизора.

– Выключить?

– Не надо. Пусть погорит. Не хочется свет зажигать.

Она села рядом со мной на диване. Мы молча следили за рваными зигзагами, замелькавшими на экране. Передача кончилась, и стали заметны помехи от искрящих троллейбусных дуг на соседнем Арбате. Вспышки озаряли Янины глаза, смотревшие мимо меня. Она уже знала о моей неудаче в Берлине. Но мы не успели поговорить подробно.

– Немцев, по-видимому, убийство не испугает… – сказал я.

– Да?.. – машинально отозвалась Яна.

Она не знала деталей о Франце и Феликсе, но понимала, что я имел в виду. Я продолжал:

– Обсуждать с ними моральную сторону задания бесполезно. И вряд ли что даст. Даже если они откажутся, найдутся другие. Вообще, кто бы из нас ни отказался, это уже не изменит самого главного. Может быть, такова судьба Околовича…

Яна покачала головой, стараясь остановить ход моих мыслей:

– Дело в нашей собственной судьбе…

– О нашей судьбе я и беспокоюсь, – согласился я. – Вернее, о твоей и Алюшкиной. Если я начну воевать с ветряными мельницами, то в первую очередь потеряю вас. И ничего существенного при этом…

Яна прервала меня:

– Какие же это ветряные мельницы, Коля? Самые настоящие злые силы, если уж вспоминать Дон-Кихота. Неужели ты не понимаешь, что, пытаясь оставаться в стороне, ты нас потеряешь гораздо скорее? Именно сейчас выяснится, были твои попытки уйти из МГБ искренней борьбой или половинчатым самообманом…

– Но и рубить с плеча в нашем положении слишком опасно, Яна. У МВД длинные руки.

Яна отмахнулась от моих слов:

– Совсем уж не такие длинные. Ты это знаешь лучше меня. Да и потом, в лагерь мы с тобой готовы попасть еще с прошлого года. Как раз в этом случае мы друг друга не обязательно потеряем, в настоящем смысле слова. И Алюшка у нас. Лучше уж Колыма, чем концлагерь собственной совести. Ведь если убьют Околовича, ты все равно будешь считаться одним из его убийц. Наша жизнь с тобой рухнет. Рухнет безнадежно и непоправимо. Я не смогу остаться твоей женой. Это совершенно ясно. И Алюшке не смогу рассказать об отце-убийце. Значит, он будет расти без отца… Зачем ты заставляешь меня говорить все это вслух?!

Она глубоко вздохнула, как бы пытаясь сбросить тяжесть всего происходящего. Я пошел к телевизору, выключил его, зажег лампу и, наливая в чашку остывший чай, ответил медленно:

– Все это правильно, Яна. Я и не хотел об этом спорить. Получилось как-то, в пылу разговора. Но ты упрекаешь меня в слабости. Ты не называла слова «слабость», но оно все равно присутствует. Пойми, что когда я говорю о ветряных мельницах или осторожности, это не отражается на моем стремлении остановить убийство. Да, я не успел еще ничего найти. Но и ты при всей своей непримиримости до сих пор не выговорила вслух ни одного практического решения…

Голос Яны зазвучал почти негодующе:

– Я женщина и совершенно гражданский человек. Никогда не работала в разведке. Откуда мне знать тонкости этого учреждения? Да и вообще, причём тут мое решение? Ты и сам его найдешь, если перестанешь на нас оглядываться, на меня и Алюшку. Я готова разделить любой твой риск. И говорила с тобой так резко для того, чтобы ты чувствовал себя свободным в своих действиях.

Я невольно усмехнулся:

– И для того, чтобы напомнить, что в случае убийства Околовича у меня больше не будет ни жены, ни сына.

Яна почувствовала, что я сказал это без досады, и лицо ее посветлело.

– И для этого тоже, – кивнула она. – Ты же сам потом сказал, что все правильно. Давай не будем спорить по мелочам. Если наш разговор зашел в тупик, отложим его лучше на другой раз.