- Дава Маркович, вы зашли посмотреть на свои остатки жизни?! - Из глубин комнаты появилась сама тетя Песя. - Ой-ой, это ж надо быть таким обормотом, шобы запустить внутрь комнаты гранатой! Шо это, игрушка?! Не, я понимаю - запустить гранатой в штаб с фашистами, но зачем же вам в комнату, а?! А вы уже дали телеграмму в Гораевку, шобы они забрали тое, шо осталось от Ромы? А за пожить, так это смело можете у нас. У нас же есть отличная пуховая перина, и вы там займете совсем немного места…
Он и сам не знал, зачем зашел в эту черную, пахнущую дымом и порохом обгоревшую коробку. Хорошо еще, что ордена, фотографии и документы додумался перенести на работу… А вот довоенный костюм, безнадежно испорченный Эммиком накануне вечером, сгорел дотла. Ну что же, наверное, это знак. Предзнаменование перемен, что ли… Может, Марк бы рассказал, в чем тут дело, раз он такой стал чувствительный… Что же такое с Марком?…
Хрустя осколками стекла, он постоял посреди комнаты, сунув руки в карманы. На секунду нашло странное отупение. Нет, нельзя думать обо всем сразу… Где жить, Марк, Нора, Академик, Омельянчук, Чусов, Жуков, сегодняшняя ночная граната, вчерашний разговор на пьяную голову с Виталием… Нужно что-то одно. О нем и думать. А разгребаться будем уже по очереди…
Ага, вспомнил он с усмешкой, молоко. Арсенин говорил за молоко. Значит, Привоз… А тут, в этой закопченной коробке, делать нечего, Разве что вспоминать. А вспоминать - это значит отдавать нынешнее на съедение прошлому. Такую роскошь он себе позволить не может…
Молоко на Привозе, конечно, было. Продававший его с телеги селянин заставил Давида болезненно скривиться, во-первых, напомнив ему Рому, а во-вторых, попытавшись в нагрузку к молоку всучить литр домашнего красного вина. Дежурный на входе в управление, козырнув, весело поинтересовался, не пивом ли разжился товарищ подполковник для своего отдела, на что Давид ответил особенно хмурым взглядом.
Кабинет, на счастье, был пуст. Гоцман открыл балкон, впуская в комнату жаркий, будто из бани, воздух, достал из сейфа стакан, отмыл его от присохших чаинок. Нетвердой рукой налил молока до краев и с отвращением уставился на него. И чего, интересно, полезного?… Одна радость только, что холодное по такой жаре. Эх, лучше бы ему Арсенин пиво прописал… «Пей молочко, сыночек, оно же полезное для здоровья…» - всплыл в памяти голос матери. Зажмурившись, он взял скользкий ледяной стакан и залпом, как водку, проглотил. Содрогнулся от отвращения. Медля, наплюхал из бидончика второй, опять до краев… И с тоской взглянул на вошедшего в комнату Кречетова:
- Молоко любишь?
- Пей, пей, - рассмеялся майор, - доктор прописал, так не увиливай! После лучшего румынского вина - самое полезное дело!
- Ну шо тебе, трудно? - жалобно поинтересовался Давид.
Кречетов, пошарив в карманах, вынул ключи:
- Арсенин прав, выглядишь ты неважно… Вот тебе ключи, иди ко мне, ляг и выспись…
- У меня дел по гланды, - ворчливо отозвался Гоцман.
- А я говорю, выспись, - настойчиво повторил Кречетов. - Считай, это приказ младшего по званию… - В дверях он обернулся и добавил: - А дежурному я скажу. Если что - тебе позвонят. И вообще, перебирался бы ты ко мне, а?… У меня, правда, Тоня с завтрашнего дня будет жить, но комнат же две. А то куда тебе податься-то?… На стульях тут, что ли, ночевать будешь?…
Давид нерешительно взглянул на него:
- Вообще я ремонт там хочу заделать… А шо? Новые обои, стекла, пол настелить… Рухлядь выкинуть…
- Разумно, - одобрил майор. - Но это ж только на словах быстро делается. Так что моя берлога в полном твоем распоряжении…
- А не стесню?
- Я тебя умоляю!… - с одесским выговором протянул Кречетов. - Все, я побежал. Увидимся…
Хлопнула дверь. И тут же распахнулась снова. На пороге стоял майор Довжик, поддерживая под локоть абсолютно пьяного Леху Якименко.
- Та-а-ак… - протянул Гоцман таким голосом, что, будь Леха трезвый, он сразу понял бы, что дело худо. - Пьян?
- Так точно, - со вздохом отозвался Довжик. Минуту Гоцман раздумывал, как поступить. Потом неожиданно взял со стола стакан молока, подошел к Якименко и рукой вздернул вверх его упавшую на грудь голову:
- Пей!…
Глава пятая
Кречетов шел быстрым шагом, почти бежал. На секунду задержался у торговки цветами, раскинувшей свой красочный товар на углу улицы Ленина, выбрал большой букет белых роз, кинул продавщице синюю купюру и, взглянув на часы, уже в самом деле бегом бросился к подъезду оперного театра.
Продавщица закричала что-то вслед, размахивая зажатой в кулаке сдачей. Майор обернулся на бегу, беспечно махнув рукой.
Племянник Штехеля едва успел отскочить в ближайшую подворотню…
- …Ну шо, получшало? - осведомился наконец Гоцман, с ненавистью глядя на сидевшего перед ним понурого Якименко. - Разговаривать-то будем, герой - портки с дырой?… Не слышу!…
Леха с трудом попытался закинуть ногу за ногу и с независимым видом откинуться на спинку стула. После недолгих попыток это ему удалось.
- Нет.
- Ладно, - обреченно вздохнул Давид, махнув рукой. - Сдай оружие и иди.