Ликвидация (СИ)

- Не знаю, кто как, а я имею сказать тост, - неожиданно объявил Леха Якименко, наполняя рюмки соседей.

Ответом был гул всеобщего одобрения. Попытки Давида протестовать успеха не имели.

- В отличие от многих присутствующих я, может, знаю Давида Марковича не так давно… - Выпив, Леха начинал говорить красиво и сейчас умело пользовался этим преимуществом. - Я, может, не живу с ним в одном дворе, как уважаемая мадам Шмуклис, Эммануил Гершевич и дядя Ешта… - Все упомянутые им гости вежливо раскланялись. - Я не знал его до войны, когда от молодого и красивого сержанта Давида Марковича с небольшим успехом бегали по дворам недалекие халамидники…

- Кажись, только вчера было, - буркнул раскрасневшийся от водки Омельянчук. - Я тогда лейтенантом был…

- …Зато я познакомился с Давидом Марковичем в те нелегкие дни, когда подлые враги наступали на нашу прекрасную Одессу, - возвысил голос Леха, расплескивая от воодушевления рюмку. - И я вам доложу, шо свой вклад в победу мы внесли от души и сердца!… В октябре сорок первого, как сейчас помню, - прет на нас целая румынская дивизия, с оркестром, чин чинарем, впереди иконы несут…

- Уймись, Леша, - пробурчал Гоцман, - у меня уже водка в рюмке остыла.

- Так я ж к этому и веду! - взмахнул рукой Якименко. - Я ж про его подвиги, а он - уймись, Леша! Вот! Это ж и есть самое!… То есть я хотел сказать - за скромность Давида Марковича! Он же ж герой, а сидит себе спокойно! Ура!… С днем рожденья!…

- Ур-р-ра!… - Гости дружно потянулись с рюмками к виновнику торжества, а тетя Песя даже всплакнула от умиления.

- …Так шо ты там говорил за бирки? - зажевав водку куском хлеба с кабачковой икрой, склонился Давид к Фиме.

- Я срезал бирки с тех бебех и выяснил, с какого они склада, - беззаботно повторил Фима, выскребывая остатки тушенки из красивой американской банки.

- Как?

Фима небрежно махнул вилкой: мол, ерунда.

- Как? - железным голосом повторил Гоцман.

- Есть грамотные люди, только они не хочут, шобы их портреты печатали в «Правде». Таки имеют право, а шо?… Я показал им бирки. Они мне показали склад. Я дал кладовщику немного спирта в зубы, и он напряг мозги за ту партию обмундирования. Ему не было жалко, потому шо я хорошо попросил для дела…

- Та-ак… - протянул Гоцман, наливая рюмку водки.

- Грузовик приезжал неделю назад, - не обратив внимания на реплику, продолжал Фима. - ЗИС, трехтонка, номеров не запомнили… Получал гвардии капитан Бибирев. Особых примет нет, плотненький, крепко сбитый… От вот здесь, у виска, небольшой шрам.

- Выдали по накладной?

Пошарив по карманам штанов, Фима молча протянул измятую накладную.

- Фима!… - Гоцман одним махом, без тоста, осушил рюмку и аккуратно поставил ее на стол.- Опять?!

- Да он мне сам ее отдал! - стукнул себя в грудь Фима.

- Это же подотчетный документ!…

- Ой, я тебя умоляю!… - протянул Фима. - Ты посмотри ее, посмотри… Это ж подделка, или я румын. Я покажу ее кой-кому, и они расскажут, где рисуют такой халоймыс.

Но Гоцман, бегло взглянув на бумагу, спрятал ее в карман пиджака.

- Так. Больше ты никуда не полезешь. Завтра придешь, напишешь заявление. Когда зачислят в штат, тогда и будешь совать шнобель у все щели… - Он сердито посопел, вертя в руках рюмку. - Где те несчастные гимнастерки?!

- Сменял на мыло, - быстро ответил Фима.

- Как сменял?! - застонал Гоцман. - Это ж казенная вещь! В общем, так! Завтра!… Сядешь!… У моем кабинете!… И будешь читать Уголовно-процессуальный кодекс от заглавной буквы «У» до тиража и типографии…

- Ой-ой-ой, - насмешливо протянул Фима, - напугал бабу…

Гоцман рывком поднялся с лавки, раздраженно отошел, хлопая себя по карманам в поисках папирос. Фима поймал на себе сочувствующий взгляд Арсенина. На развеселом одесском застолье этот немолодой человек со спокойными строгими глазами смотрелся немного странно.

- Он жесткий… ваш Давид Маркович.

- Дава?! - поразился Фима. - Я вас умоляю! Та он добрый, как телок! Я вообще не понимаю, шо он с таким характером забыл в милиции! Ему ж на самом деле не блатных, а мотыльков ловить!… Вот Марк был - это таки да! Они с Давой меня взяли у Привоза на кармане. Марк запер у свой сарай. И держали месяц под замком, босяки такие. Пока не дал им слово завязать…

- И завязали? - улыбнулся Арсенин.

- Завязал, - тяжело вздохнул Фима. - Полгода мучился, аж зуб крошился. «Скажи, шо Фима больше не ворует, - дурашливо пропел он, - шо всякий блат навеки завязал, шо понял жизнь он новую, другую, которую дал Беломорканал…» - Он снова посерьезнел. - А потом фашист пришел, так было чем заняться…

- Чем же, если не секрет? - заинтересованно спросил Арсенин, придвигаясь ближе.

Фима беззаботно махнул рукой:

- Та бросьте. Кому это интересно?

- Ну, я же о вас ничего не знаю… И вообще… человек новый.