Пилат абсолютно точно знал, что Флэт до сих пор, спустя десятки, сотни и тысячи лет — хотя по ощущениям самого Флэта времени прошло куда меньше — мучается совестью. И до сих пор дорожит их прошлой дружбой.
Пилат очень скучал по нему.
И твердо знал ещё несколько вещей.
Они обязательно встретятся. И сыграют в шахматы. И Пилат проиграет, хотя будет стараться победить изо всех сил.
***
Тень прекратил есть. Не потому, что наелся. А потому, что есть стало больше нечего.
Никто из других падальщиков не успел добраться до трупа Тьера раньше, чем его пожрал Тень.
А Тень очень старался. По счастливой случайности на ближайших стеллажах не оказалось хищных книг. Тех нескольких, которые осмелились приползти на его пир, он раздавил. Но будь их больше, они легко отобрали бы его добычу.
Тень прекратил есть потому, что еды больше не осталось. При жизни Тьер весил больше черного волка, но тот сожрал его целиком.
И стал только голоднее.
Голод терзал и мучил его всегда, каждый миг его существования после смерти. Лишь временно он отступал на период шахматной партии, но с каждым проигрышем накатывался на него снова.
За тысячи лет Тень ни разу не смог ни выиграть у Ободранного, ни наесться.
Он ненавидел Ободранного за это. За свой голод, за проигрыши в игре и за обидные слова, которыми Ободранный награждал его, Тень, когда тот начинал жаловаться. Ненавидел за то, что Ободранный не говорит ему настоящего имени, делая вид, будто бы забыл его.
Ненавидел за то, что именно Ободранный стал Библиотекарем. При жизни Пилат Изуба был трусливым предателем, воевавшим на стороне врагов. Тень убил его. И что получил взамен?
Смерть превратила его в ничтожество, а Пилата в божество. Разве это справедливо?
Тень знал: Пилат мог помочь ему справиться с голодом, когда Тень в первый раз стал падальщиком. Тень не сумел превозмочь себя, и жадно накинулся на труп, ещё болтающийся в петле Вешателя.
И после этого стал проклят. Пилат, которого он, Тень, ободрал от шкуры и сделал Ободранным, обрек его на эти муки.
Сильнее Ободранного Тень ненавидел только Флэта Гладкого, который подсунул ему в руки артефакт.
Волк задрал к сумеречному потолку свою вытянутую морду и завыл, вымещая свою безысходность.
Внезапно он остановился. Морда опустилась вниз, ноздри затрепетали, жадно втягивая воздух.
Кажется, в зале SF кто-то только что умер.
Черная фигура метнулась по коридору, на бегу тая в воздухе черным облачком.
Он ещё мог успеть на пиршество.
***
Улисс махнул рукой Фору и Таэль, которые проводили его обратно до поляны, и теперь стояли неподалеку, обнявшись и глядя, как он приближается к двери. Они помахали ему в ответ. Повернувшись, он распахнул створки и шагнул в проем, не колеблясь. Его палец твердо лежал на спусковом крючке пистолета.
Теперь Улисс был твердо уверен, что его пистолет станет стрелять.
Улисс чувствовал себя более живым, чем даже до того самого боя с Алексом Багенге.
Перешагнув через порог, он остановился на несколько секунд, высматривая алых призраков. Но никого вокруг не оказалось.
Обернувшись, он не увидел и двери, в которую вошел. Она беззвучно исчезла, как исчезает наваждение. Не оставив после себя ничего. Даже следов на пыльном полу.
На полу лишь четко различалась цепочка их с Алас отпечатков, обрывающихся в никуда. Словно они шли по коридору и внезапно растворились в воздухе.
Возможно, так оно и произошло.
Улисс принюхался. Пахло бумагой и кожей, пылью и ржавчиной. И где-то на самой грани обоняния — гарью.
Улисс улыбнулся и прикинул, не стоит ли поджечь Библиотеку ещё раз. Идея снова встряхнуть эту помойку показалась ему вдохновляющей.
— Не стоит, — произнес рядом знакомый голос.
Улисс поморщился, как будто втянул ноздрями уксус. Он опустил пистолет, и вновь повернулся туда, где ещё пару секунд назад никого не было.
Разумеется, там стоял Пилат Изуба. Его жуткая улыбка вновь протянулась от одного уха к другому.
Впрочем, подумал Улисс, она не исчезнет никогда. Но вслух спросил иное:
— Ты умеешь читать мысли?
— Естественно, — попытался состроить серьезную мину Пилат. — Я же властелин Библиотеки, ты забыл? Я всесилен.
Но его оскал тут же стал ещё шире, чем был до этого.
— Шучу. Никто не умеет читать мысли. Просто у тебя на морде все написано. Сжечь всю эту гнусность на хер, вместе со мной, книгами и призраками. Извини, енот, ничего не выйдет. Я даже сам в свое время пробовал. Ничего не получилось, только зря истратил свою единственную зажигалку.
Улисс подумал. На языке вертелся только один вопрос, казавшийся ему важным. Но спросил он совсем о другом:
— А те книги, которые сгорели в пожаре, они навсегда…?
Пилат понял вопрос правильно.
— Ха! Нет. Историю нельзя уничтожить. Погибло лишь её материальное воплощение. И оно появится вновь. Но ты хотел спросить о другом, енот. Ты хотел спросить, какова теперь твоя цена за выход, когда ты вновь стал живым. Верно?
Улисс лишь кивнул.
— С тебя не за что брать плату, Улисс. Ты пришел сюда не для себя. Ты пришел сюда за ним.