Лили и осьминог

– До поверхности океана, – поправляет он. – Валяй. Ну-ка, кто из нас троих лучше плавает?

Я прекрасно понимаю, о чем он: спасательный жилет Лили бесполезно валяется в углу. Конечно, он прав. И его правота сводит с ума сильнее всего.

– Мартышка, – говорю я Лили, не сводя глаз с осьминога. Краем глаза я вижу, как она настораживает уши: – БЕГИ!

Лили стрелой проносится у него под ногами, он замахивается гарпуном. У меня сжимается сердце, но моя малышка проворна, она опережает острое лезвие на сотую долю секунды. Гарпун вонзается в пол каюты, и пока осьминог силится высвободить его, я наношу удар. Бью его по плечу зазубренной бутылкой, собравшись с силами всех моих двух сотен фунтов. Сразу брызжет кровь, и я проворачиваю бутылку в ране.

– Ну давай, оторви мне руку. У меня останется еще семь.

Да, но где они? Не понимаю, почему он выглядит, как человек. Глубина его коварства уму непостижима. Он бьет меня в нос, я отшатываюсь, а он вырывает бутылку из раны и разбивает ее вдребезги.

Я шатаюсь, но не падаю. Чувствую, как из носа льется кровь, боль неописуема. Пригнувшись, я перехожу в наступление. Мне еще никогда не случалось драться. Так, как сейчас, – ни разу. С такой несгибаемой решимостью нанести катастрофический ущерб. Отнять жизнь. Убить. Не успев понять, что происходит, я стремительно бросаюсь на него.

Мы ударяемся о стену с полками и падаем на пол. Одна из вертикальных опор ломается, на нас градом обрушиваются книги, пыль и морские карты. После мощного удара я целюсь ему в глаза большими пальцами, надеясь выдавить их. Ослепить его так, как он ослепил Лили. И вдруг слышу, как за моей спиной с шумом взметается пламя. Фонарь! Я выронил его, когда пошатнулся, и теперь занавески горят. Маленький аквариум падает с полки на руку осьминога, выплескивая воду вместе с единственной золотой рыбкой на половицы. Я вижу, как рыбка беспомощно бьется, открывая рот. И пытается упрыгать на нос, туда, где безопаснее.

Мгновенное озарение: ведь Лили предупреждала меня! Голди – это рыба.

– Голди?

Золотистый ретривер был уловкой, приманкой. Одна из подружек осьминога, рыбка, приняла облик собаки, чтобы усыпить нашу с Лили бдительность. Любой доверится человеку с собакой. Осьминог наступает ботинком на золотую рыбку и размазывает ее кишки по полу. Я морщусь. Его первая жертва за сегодня.

И последняя, если повезет.

Здоровая рука осьминога, та, что лежит в лужице воды из аквариума, подергивается, напрягается, меняет форму. Я не успеваю отскочить, как она становится щупальцем осьминога – скользким, лиловым и длинным. Оно обвивается вокруг меня, как удав, душит, присоски прилипают к коже. Получеловек-полуосьминог сжимает меня щупальцем так крепко, что это почти невыносимо, у меня начинает темнеть в глазах. Я рву ногтями и бью кулаками склизкое, как жаба, щупальце, но не могу вырваться из его мощного захвата, поле зрения сужается, становится туманным, и я думаю только о том, что это конец.

В дыму возникает Лили, волоча в зубах веревку. На одном конце веревки завязана петля. Не знаю, то ли она сама ее завязала, то ли петля была приготовлена специально для нас. Лили сует веревку мне в руку, и как только человек-осьминог поднимает голову, я накидываю веревку ему на шею. Лили тоже хватает конец и тянет. Она припадает к земле, шерсть у нее на загривке встает дыбом, зубы оскалены. Я десятки раз видел ее в такой позе, когда мы играли с ее канатом – игрушкой, чтобы грызть. Я знаю, как сильно она умеет тянуть.

Собравшись с силами, я изворачиваюсь и бью осьминога ногой снизу в подбородок, сворачивая ему челюсть в направлении, противоположному тому, куда тянет Лили. Петля сжимается, а щупальце на моей шее ослабевает.

– Бежим отсюда! – кричу я Лили, отрывая от шеи щупальце.

Теперь, когда петля затянута, Лили отпускает веревку и тут же вцепляется в рану, оставленную разбитой бутылкой. Вонзает зубы в плоть и яростно трясет головой, пока не выдирает кусок. Это я тоже видел, когда она играла с мягкими игрушками – вгрызалась в них, трясла так, что отрывались головы. Меня всегда немного беспокоило свойственное ее породе стремление убивать. Но теперь я только радуюсь ему. Осьминог отпускает меня, отшвыривает Лили, и она отлетает в другой угол вместе со здоровенным клоком все еще человеческой руки. Я хватаюсь за веревку, тяну, как могу, и лицо осьминога становится густо-лиловым. Он размахивает обеими руками, сбивая все, до чего может дотянуться, а в это время пламя продолжает пожирать угол каюты.

Там, куда отлетела Лили, две ножки стола уже охвачены пламенем.

– Лили, берегись!

Она оборачивается, видит огонь и выбирается из-под стола как раз в тот момент, когда один его край падает на пол. Взлетают искры, от них загораются подушки. Каюта быстро наполняется удушливым дымом.