Лили и осьминог

Я тяну за веревку на шее осьминога. До палубы – три ступеньки. Он цепляется за веревку осьминожьим щупальцем, подсовывает под нее кончик, чтобы не задохнуться. Лили вцепляется ему в ахиллово сухожилие, и он корчится от боли. Я дергаю веревку, поднимаясь по трапу; я тащу за собой человека-осьминога, а человек-осьминог тащит за собой Лили.

– Попрощайся с этим миром, сукин ты сын.

– ГЛРЖКЛЛТ, – хрипло булькает осьминог и силится сделать вдох.

К планширу прихвачен ремнем топор, и прежде, чем я успеваю принять решение схватить его, рукоятка тяжело ложится мне в ладонь. Я обматываю веревку вокруг левой кисти, взмахиваю топором и яростно ору. Осьминог резко перекатывается по палубе, топор вонзается глубоко в доски.

– Лили!

Мне нужны обе руки, чтобы вытащить топор, поэтому веревку перехватывает Лили. Она тянет ее и обматывает вокруг крепительной утки, прикрученной к палубе. Я дергаю за рукоятку топора, вытаскиваю его из досок. Лили бегом возвращается к осьминогу, тащит его за штанину, снова затягивая петлю. Я снова вскидываю топор и примериваюсь. На этот раз я не промахиваюсь и с тошнотворным хлюпаньем отсекаю ему щупальце.

Осьминог визжит от боли.

Он пинает Лили, та отлетает к фальшборту. Веревка ослабела, поэтому он ухитряется подняться на ноги, а я тем временем опять вытаскиваю топор из палубных досок. Лили, ошеломленная и дрожащая, медленно встает. Осьминог ковыляет к правому борту и оборачивается, чтобы еще раз взглянуть на нас.

– До скорого, шеф, – говорит он, и как раз в ту секунду, когда топор снова оказывается в моей руке, преспокойно переваливается через борт.

Лили лает, мы оба бросаемся к борту, рассчитывая увидеть, как он со сломанной шеей безвольно повиснет на веревке. Но он хватает ртом воздух и кашляет, его ноги по колено в воде. Волны бурлят вокруг него, он бьет ногами, его окутывают клубы лилового дыма. Мы видим, как две его ноги превращаются в четыре, потом в пять, потом в шесть. Верхняя часть туловища теряет сходство с человеческой, он снова принимает облик осьминога, и последнее, что мы видим перед тем, как он становится беспозвоночным и выскальзывает из петли, – его полный ненависти и злобы взгляд.

Тонем

– Твою мать! – я лихорадочно оглядываюсь, не зная, как быть. Кто-то из нас перегруппируется первым, и я предпочел бы, чтобы это были мы. Ну давай же. СОБЕРИСЬ! Не для того мы приблизились к победе вплотную, чтобы так просто отступить и смириться с поражением. Однако осьминог воспользовался преимуществом родной стихии. Нам срочно требуется чудо. Я смотрю на то место, откуда взял топор, и вдруг что-то яркое привлекает мое внимание. К борту яхты привинчен какой-то оранжевый ящичек. Я бросаюсь к нему и сдергиваю с места. Кулаки сбиты, они мерзнут и ноют. Пальцы дрожат от страха и напряжения. Я с трудом открываю ящичек и вижу, что мои усилия были не напрасны. Внутри две ракетницы.

С левого борта слышен лай Лили. Вода бурлит, из нее выскакивает осьминог, рывком поворачивает яхту против часовой стрелки. Меня ужасают его размеры, способность этого чудовища разрастаться. Лили бесстрашно бросается на щупальце и отступает лишь тогда, когда второе разбивает стекло в окне каюты, и пламя выплескивается на палубу. Я хватаю ракетницы, целюсь в осьминога, а он пробивает дыру в боку яхты, и мы начинаем тонуть.

Наша единственная надежда – наше судно, где по крайней мере есть тралы. «Рыбачить не вредно» преспокойно покачивается в тридцати футах от нас, к счастью, вне досягаемости для огня. Перепрыгнуть на траулер мы не можем. Пройти по трапу – тоже. Единственный способ добраться до него – вплавь. Надо прыгнуть в воду, но сначала отвлечь осьминога.

Я свистом подзываю Лили, хлопаю ладонью по бедру. Она мгновенно прибегает, я наклоняюсь, подхватываю ее на руки; уже много лет она не двигалась так проворно. Ракетницу я откладываю лишь для того, чтобы отвязать «Рыбачить не вредно» от тонущей и горящей яхты. Потом прижимаю к себе Лили, хватаю одну из ракетниц и заявляю самым перепуганным и жалким голосом, на какой я способен:

– Слушай, осьминог, я сдаюсь! Тебе нужна она? Забирай! А я тонуть не желаю.

Осьминог пробыл с нами достаточно долго, чтобы удивиться, с чего это вдруг в трудную минуту я оказался настолько эгоистичным трусом. Он поднимает глаза, проверяя, не шучу ли я. Но вместо протянутой ему Лили видит ствол моего огненного оружия.

– Хрен тебе, кусок дерьма! – И я нажимаю спусковой крючок.

Осьминог уже уходит под воду, когда ракета попадает ему по макушке, сверкая, как молния. Шипя, словно целая куча змей, он продолжает погружаться. От жаркого пламени лопается еще одно окно каюты, осколки сыплются на палубу.

– Ну, пора. Р-РАЗ! – я бросаю ракетницу, крепко обнимаю Лили, и мы ныряем с правого борта, ближнего к «Рыбачить не вредно». Я старательно работаю ногами и стараюсь преодолеть как можно большее расстояние под водой. А когда выныриваю, яростно гребу одной рукой, и Лили тоже болтает в воде короткими ножками. Нам остается проплыть футов десять. Позади слышен взрыв на борту «Оуту»: пламя наконец добралось до двигателя.