В декабре 1941 года, после первых, пока еще негласных, нападок Хинкеля на женское исполнение «Лили Марлен», в музыкальном журнале «Подиум эстрадной музыки» появилась большая статья, которая превозносила «песню немецких солдат в Советском Союзе». Казалось, что при ее написании никак не учитывались критические высказывания в адрес Ляле Андерсон. В этой связи вдвойне удивительным является то обстоятельство, что песня «Лили Марлен», которая позже ассоциировалась с мифом о «корректной» войне в Северной Африке, была увязана воедино с агрессией против Советского Союза. Собственно, в сообщениях пропагандистских рот вермахта, которые использовались для написания данной, статьи, имя самой Ляле Андерсон не упоминалось ни разу. Но ни у кого из читавших журнал не могло быть сомнений относительного того, кто подразумевался, когда писалось о «мягком, прекрасном женском голосе». «Голос пел в нашем сердце», — писалось в этой статье. Даже если имя исполнительницы не упоминалось на страницах журнала, почти каждый немецкий солдат знал, кто исполнял эту песню. Примечательно, что сообщение с Восточного фронта не имело агрессивного духа — оно было скорее лиричным, нежели воинственным. «Звезда Лили Марлен засияла подобно комете, промчавшись по небосклону солдатской любви… В ней не было барабанной дроби, которая гнала нас вперед к победе. Она была исполнена тоски, любви и печали. Посреди ужасов, творившихся на Восточном фронте, немецким солдатам рисовалась щемящая сердце картина того, что их ожидало дома». Можно даже утверждать, что «Лили Марлен» заставляла забыть солдат вермахта о беспощадности войны на уничтожение, которая велась немцами на территории Советского Союза. По крайней мере, в упоминавшейся нами статье говорилось: «Бои на Востоке — слишком жестокие, слишком тяжелые. После песни нам становится хотя бы немножечко легче на душе». При этом «Лили Марлен» не дискредитировала себя как «боевая песня», так как она не призывала идти в атаку. «Боевая песня едва ли могла помочь нам среди дымящихся руин городов и деревень, посреди жалкого зрелища большевистских иллюзий, которые владели массами». Показательно — автор отмечал, что «Лили Марлен» фактически поставила крест на большинстве «военных шлягеров»: «Моника, Эрика и Роземария оказались забытыми, когда взошла звезда Лили Марлен».
По сообщениям, поступавшим из пропагандистских рот вермахта, вечернее прослушивание песни «Лили Марлен» превратилось для немецких солдат в некое подобие ритуала: «Вечером мы собирались вокруг радиоприемника. Комната была набита до отказа. В соседней комнате у солдат не было радио. К нам приходили все солдаты, чтобы послушать песню о Лили Марлен. Наш техник включал радиоприемник и начинал крутить колесико настройки. «Может, на этой частоте вещает Белград»? Мы очень нервничали. Шкала с частотами была почти стертой, поэтому Белград приходилось искать почти на ощупь. Наконец наставало время трансляции песни». Как отмечали очевидцы, при звуках «Лили Марлен» «грубые вояки» становились «мягкими, как масло». «Они сидели с горящими глазами перед волшебным ящиком, из которого мелодия, запавшая им в душу». Как утверждал немецкий исследователь Аксель Йоквер, — «она позволяла солдатам сохранить посреди бесчеловечной войны свою душу». Впрочем, все эти утверждения никак не опровергают того, что немецкие солдаты ошибочно полагали, что вели на Востоке «справедливую» войну «против большевистских недочеловеков», которая могла и не иметь ничего общего с «благородными формами» военных действий, которые шли в Северной Африке. Нельзя забывать, что «Лили Марлен», несмотря на свою мелодичность и пресловутую «сентиментальность», оставалась пропагандистским инструментом в руках национал-социалистов. В этой связи показательно, что министерство пропаганды