Лили Марлен. Пьесы для чтения

Сганарелль: Я бы обгонорарил вас еще, да, боюсь, эти были последние.

Пищик: Тогда не стану вас больше задерживать. Прощайте, господин Сганарелль. (Раскланявшись, направляется к двери).

Сганарелль: Прощайте, господин писатель. (Вслед Пищику). Да, напечатайте все это большими буквами, чтобы все обратили внимание!

Пищик (в дверях): Можете не беспокоиться. Самыми преогромными. (Исчезает).

Короткая пауза.

Сганарелль (бормочет, с грустью ощупывая пустые карманы): А при гонораре-то быть все-таки много приятнее… (Со вздохом). О, Господи, Господи… (Уходит через ту же дверь, что и Пищик).

Свет медленно гаснет.

Когда он вновь загорается, перед нами – заросшее кустарником и деревьями кладбище. В центре сцены – круглая песчаная площадка, от которой расходятся в стороны несколько аллей. За желтеющей листвой едва угадываются очертания надгробных памятников и крестов. У левой кулисы, возле самой крайней аллеи, расположена могила Командора. Сам памятник скрыт густой и еще зеленой листвой большого дуба; видна только ограда и нижняя часть мраморного постамента. У правой кулисы, за оградой, скромное, не скрытое листвой, надгробье. Это могила Франциски.

В сопровождении Сторожа появляется Дон Гуан.

Сторож (продолжая разговор): Да только, я, ваша милость, с этим никогда не соглашался. Не гоже было громоздить такую громадную статую, тем более что все знали, что покойник был хотя и соразмерно сложен, но роста вполне обыкновенного. Не Голиаф… (Звеня ключами). Попробовали бы они счищать с этого величия птичий помет, да убирать паутину, так, небось, заговорили бы по-другому. (Понизив голос). И потом мне кажется, что сам господин Командор недоволен, что из него сделали такое вот посмешище. Особенно в последнее время. (Смотрит вверх на скрытую листвой и поэтому невидимую для зрителей статую Командора). Ей-Богу, раньше-то у него было совсем другое выражение лица… Видите? Эти морщины на лбу. А эта складка у губ? Готов поклясться, что раньше их не было. А глаза-то, глаза? Он словно, так и ест тебя глазами. (Шепотом). Неровен час, заговорит.

Дон Гуан: А разве тебе самому никогда не хотелось поговорить с ним, старик?

Сторож: Боже упаси! Я люблю, чтобы покойник лежал смирно и не нарушал естественного хода вещей. (Перебирая связку ключей). Во всем должен быть порядок, ваша милость. Их дело лежать, да ждать Страшного суда, а наше – навещать их, да молиться. А ежели покойники начнут разговаривать или ходить туда сюда, так ведь слабонервные люди, чего доброго, подумают, что наступил конец света. (Посмеиваясь). Совсем-то я вас заболтал, ваша милость. Давайте-ка, лучше я открою вам оградку нашей маленькой Франциски. Вот уж была светлая душа, упокой ее Господь… (Идет к ограде, окружающей скромное мраморное надгробье над могилой Франциски.

Дон Гуан остается стоять на месте, по-прежнему, не отводя взгляд от статуи Командора.

(Открыв калитку в ограде). Ну, вот… Я пойду, а вы стукнете мне в окошко, когда будете возвращаться.

Дон Гуан (протягивая сторожу монетку): Возьми, старик.

Сторож: Храни Бог вашу милость. (Уходит).

Дон Гуан вновь смотрит на статую Командора. Пауза.