Лили Марлен. Пьесы для чтения

Пищик: Но ведь она так и не увидела свет? Неужели же после трагической кончины господина Фергиналя не нашлось ни одного издателя, который захотел бы ее издать?

Сганарелль: Слава Богу, сударь, об этом теперь можно не беспокоиться. Хозяин спрятал свою книгу так хорошо, что до нее уже не доберется ни один издатель. (Посмеиваясь). Я хочу сказать, сударь, что она спрятана в весьма надежном месте. Если у кого есть охота, то пусть, конечно, попробует, поищет.

Пищик: Вот уж никогда не думал, что книги пишутся для того, чтобы их прятать!

Сганарелль: Уж не знаю, сударь, для чего, да только если с человеком вдруг приключилась такая беда, что его угораздило написать какую-нибудь книгу, то лучшее, что, по моему мнению, он может сделать, так это спрятать ее, как можно дальше. В самое надежное место, какое он только сможет найти… Видите этот камин?

Пищик с удивлением смотрит сначала на камин, затем на Сганарелля.

(Посмеиваясь). Мудрено будет сыскать место более надежное.

Пищик (искренне удивлен): Но почему? Зачем?

Сганарелль: Э, сударь, это вы спросите лучше у него.

Пищик: Понимаю… Еще немного гонорара?

Сганарелль (приятно удивлен): Я, право, стесняюсь. Вы и без того уже обгонорарили меня с ног до головы.

Пищик: Я обгонарарю вас еще больше, если вы расскажите мне кое-что еще. (Достает деньги). Как насчет истории связанной с именем господина Командора?

Сганарелль (немного удивлен): Ах, сударь!.. Да, ведь ее в нашем городе знает почти каждый.

Пищик: Мне было бы приятно услышать ее, так сказать, непосредственно от очевидца.

Сганарелль (польщен): Это, конечно, преувеличение, сударь, но кое-что я вам рассказать могу. (Доверительно). Признаться, я сам никогда не мог слушать эту историю без душевного трепета. В ней, как вам должно быть известно, рассказывается, как безбожный соблазнитель Дон Гуан обольстил чистую и целомудренную вдову злодейски убитого им господина Командора, упокой Господь его несчастную душу… (Смолкает, глядя на деньги, которые держит Пищик).

Пищик протягивает деньги Сганареллю.

Покорнейше благодарю. (Прячет деньги, воодушевленно). А теперь, сударь, представьте себе глухую ночь, во мраке которой прячется развратный соблазнитель, надеясь, что он скроет его преступление. Представьте благородную вдову, испытавшую горечь падения и терзаемую все сильнее чувством вины и раскаянья… Ах, сударь! Достаточно представить улыбку победителя и ужас, охвативший его жертву!.. Я так и вижу их лица в свете едва мерцающей свечи!.. Эти слезы, падающие на атласную подушку! Эти рвущиеся из груди рыдания, которые не могут заглушить бесстыдные ласки и лобзания!.. Эх, сударь! Чье бы сердце не содрогнулось, окажись он невольно свидетелем этой сцены! (Смолкает, вытирая слезу).

Короткая пауза.

Но чаша небесного терпения уже переполнилась!.. (Торжественно и грозно). Слышите? (Смолкает, указывая куда-то за окно).

Пищик (оглядываясь): Что?

Сганарелль: Да, шаги же, сударь, шаги. Это идет статуя господина Командора. Та самая, которую его вдова поставила на его могилу. (Топает). Они все ближе, сударь. (Топает). Боже мой! От их шума дрожат стекла и сыплется штукатурка. (Топает). Бам. Бам. Бам… (Сцепив на груди руки). Какой ужас, сударь! Любой, кому не посчастливилось оказаться в этот час поблизости, просто окаменел бы от страха. (Топает так сильно, что звенят подвески люстры). А теперь представьте себе ужас господина Гуана, когда он услышал, как эти шаги приближаются к его двери. Вот она распахнулась, и что же, сударь, он видит перед собой? Увы, сударь! Он видит перед собой орудие божьего гнева, которое, протягивая к нему свои каменные руки, зовет его своим каменным голосом! (Завывая). «Дон Гуан!… Я пришел за тобой! Все кончено. Кончено… Кончено…». Кончено, сударь! (Закрыв лицо руками, опускается в кресло).

Короткая пауза.

(Спокойно). И уж тут, как говорится, ничего не прибавить, не убавить.

Пищик (осторожно): Прошу меня простить, ваша милость, но то, что вы мне рассказали, можно услышать на каждом углу, тогда когда я хотел бы узнать, что было на самом деле.

Сганарелль молчит.

Ваша милость?

Сганарелль (негромко, погасшим голосом): То, что случилось на самом деле, молодой человек, слишком бесчеловечно, чтобы заставить трепетать сердца и служить уроком. По правде сказать, я даже не совсем уверен, что хорошо это помню