Лили. Сказка о мести

– Я пришла узнать, не продадите ли вы ей… мне… один из ящичков с волосами святого Петра.

– Святой Петр очень ценен, – сказала та. – Задешево его я не отдам.

– Позвольте мне войти.

– Я вообще-то спала…

– Да. Но вы, возможно, выручите неплохие деньги.

На слове «деньги» миссис Куэйл немного оживилась, как если бы оно обладало целительными свойствами против донимавшего ее недуга. Ее глаза постепенно прояснились, и она распахнула дверь, чтобы Лили смогла войти. Женщина прошаркала к столу, на котором стояли Марии, и взяла свой слуховой рожок. Лили пошла за нею следом, но дверь не закрыла, чтобы в комнате остался квадратик света. Она внимательно рассматривала Френсис Куэйл. Засаленное платье той волочилось по пыльному полу. Руки ее были обнажены и покрыты синяками, и Лили думала: «Не может она быть кому-то матерью, ибо мужчина не полюбит такую женщину. Она пропойца, которая спотыкается и падает, и в голове у нее туман».

Стул, предназначенный для покупателей, желающих получше рассмотреть Марий, оказался спасением для миссис Куэйл, которая едва держалась на ногах. Она грузно осела на него с протяжным стоном человека, привыкшего сопровождать свое существование жалобами. Она прищурилась от яркого света и поднесла к глазам тряпицу.

– Закройте дверь, – сказала она.

– Вам неприятен свет?

– Да. Поэтому закройте дверь.

Лили не двинулась с места и все разглядывала Френсис. Ей всегда казалось, что за лицами мужчин и женщин, чрезмерно увлекавшихся грогом или джином, скрывалось по еще одному лицу – лицу, которое увидеть можно было только мельком, не окончательно потерянному, а лишь искаженному давней и губительной привычкой. Сейчас она пыталась понять, каким было лицо Френсис Куэйл, когда та была юна и стройна, и сравнить его со своими чертами. Она заметила, что глаза той, ныне окруженные складками плоти, были карими, как и у нее, но на этом сходства, похоже, заканчивались.

– Прикройте свет, – снова сказала Френсис.

Лили развернулась и толкнула дверь так, чтобы та закрылась не до конца, потому что ей вдруг стало страшно оказаться взаперти с человеком, который пил полдня и теперь подобно оружию держит в своих липких и дрожащих руках увесистый слуховой рожок. Но Лили шагнула к ней и заговорила.

– Моя бедная подруга, – сказала она, – совершила ужаснейший поступок. Она так поступила из отчаяния и стыда, и содеянного уже не вернуть. Но она верит, что, если ей удастся добыть волосы благословенного святого Петра, он сможет заступиться за нее и Бог простит ее, хотя сама она простить себя не может.

Френсис Куэйл не сдвинулась с места, только поднесла к уху рожок. Рот ее приоткрылся. Она в упор смотрела на Лили и молчала.

– Моя подруга попросила рассказать вам, – продолжала Лили, – что она наделала, чтобы вы сжалились над нею и продали реликвию за ту сумму, которая ей по карману. Сейчас я вам расскажу. Холодной зимой она родила девочку. У нее не было денег, чтобы содержать ребенка, и не было человека, который мог бы помочь. Поэтому она запеленала девочку в какое-то тряпье – по-моему, в остатки мешковины – и отнесла ее к воротам лондонского парка. Она оставила ее там умирать.

Лили замолчала и снова взглянула на Френсис Куэйл. Лицо у той не выражало ничего. В руке подрагивал слуховой рожок.

– Зная об этом, – Лили заговорила снова, – зная, какой ужасный грех был совершен моей подругой и как она печалится и сожалеет днями и ночами, что покинула ребенка, сжалитесь ли вы и позволите ли мне купить волосы святого Петра дешевле обычного?

Френсис Куэйл покачала головой.

– Нет, – ответила она. – Я не продаю святого Петра дешевле обычного. Так что идите-ка восвояси.

Лили вышла на улицу, где уже мирно вечерело, и, зашагав прочь по Мавритании-роуд, первым делом подумала, что не хочет больше сюда возвращаться. Хотя в душе и понимала, что рано или поздно снова окажется здесь.

Желтые яблоки

Хозяин телеги с чаем, проклиная Лили и Бриджет, снова натянул над ними парусину, а затем телега двинулась дальше, к следующему заказчику.

Возле лавки бакалейщика на Барли-стрит вознице пришлось снова отвязать парусину, чтобы достать мешок, который нужно было занести внутрь, но стоило ему откинуть материю и потянуться за товаром, как девочки подползли к краю подводы, выскочили из нее и помчались в клубящуюся утреннюю дымку.

Воздух был мутный, и они едва разбирали, куда бегут. Они лишь знали, что должны убежать подальше от телеги с чаем. Они сцепились руками и поддерживали друг за друга, поскальзываясь на замерзшей мостовой. Вскоре в груди у них начало жечь. Когда перед ними возник железнодорожный мост, они заскочили под его едва различимую арку и замерли, прижавшись к прокопченной стене, и закашлялись, пытаясь отдышаться, и смотрели, как к ним, вихрясь, ползет туман, как будто это он, а не возница, следовал за ними по пятам.