Лили. Сказка о мести

День показался им очень коротким. Приход сумерек напомнил Лили о зимних вечерах на ферме «Грачевник», когда она помогала Перкину Баку мыть и смазывать колеса его телеги в сарае, а крысы, сновавшие в завалах всяческого хлама, внезапно превращались в невидимок. Тогда она переводила взгляд на выход из сарая, желая убедиться, что небо все еще на месте, но через несколько секунд исчезало и оно, и Перкин говорил, что пришло время выпить чаю, но на пути домой их тени тоже исчезали, словно хозяева их больше не ходили по земле.

Бриджет и Лили долго шагали в темноте, разглядывая одинокие звезды в небе. Их животы разнылись от съеденных желтых яблок, и им хотелось лечь и отдохнуть, но они все шли и шли вперед в своих разорванных туфлях. Воздух был стоячим и холодным. Примерно через полчаса до них донесся знакомый звук – женские голоса, слившись в песне, прославляли Бога. Лили придержала Берти, они замерли на каменной тропе и прислушались. Церкви видно не было. Казалось, что поют деревья. Но впереди вдруг что-то загорелось, и этот свет выхватил из темноты горбатый силуэт большого дома.

По-прежнему придерживая Берти, они решительно зашагали в ту сторону. Чем ближе они были к этому дому, тем больше обе жаждали найти приют – чтобы кто-нибудь там сжалился над ними, накормил их и согрел.

Пение прекратилось. Перед ними высилась деревянная дверь, усеянная железными шляпками гвоздей. Рядом, воткнутый в толстое металлическое кольцо на стене, горел факел – именно его свет привлек их сюда. Бриджет встала на цыпочки и изо всех сил постучала в дверь.

Наверху рядом с дверью была железная решетка. Девочкам не хватало роста, чтобы достать до нее, но вскоре они услышали приближающиеся шаги. Они отошли в сторону и стали ждать. За решеткой возникло лицо монахини, подсвеченное вяло горевшей свечой, сморщенное под платом, как съежившееся на морозе яблоко, с бегающими туда-сюда глазами. Она пыталась разглядеть, кто там за дверью, но ничего не видела из-за темноты.

– Кто там? – спросила монахиня.

Лили почувствовала, как задрожала Берти, и долгий вопль, который она издала, был очень жалостливым. Услышав нежданный крик овцы, монахиня изумленно спросила:

– Томас? Ты ли это? Покажись. Я не открою, пока не увижу тебя.

Лили посмотрела на Бриджет – они задумались, кому из них заговорить и что сказать. Очерченное решеткой лицо монахини, которое глядело с испугом, казалось им чем-то жутким, поэтому им захотелось уйти, но мысль о еде и крове не давала им сдвинуться с места.

Лили взяла Бриджет за руку и сказала:

– Сестра, мы заблудились в темноте. Мы пытались добраться до Болдока, но не понимаем, куда идти.

– Болдок? – удивилась монахиня. – О чем это вы? Я вас не вижу. Вы дети?

– Да. Нам всего семь, – сказала Лили. – Откроете нам, пожалуйста?

– Вас там семеро, говорите? И что там за животное кричит? Здесь все-таки священная обитель нашего ордена…

– Нас не семеро, – сказала Лили. – Нас всего двое, и с нами питомец. И мы умираем от холода. Пожалуйста…

– Я вас все еще не вижу. Покажитесь.

Они шагнули в сторону, чтобы быть поближе к свету факела. За спинами их поднялся ветер, из-за чего кроны платанов закачались в свете звезд. Дверь приоткрылась, и за ней обнаружилась монахиня в длинном одеянии и с догорающей свечой в руке. Опасаясь, что она захлопнет перед ними дверь и они вновь останутся ни с чем, Лили и Бриджет проскочили мимо нее, утянув за собой и Берти. Увидев овцу, монахиня в ужасе отшатнулась, словно Берти была львом.

– Господи, помилуй! – воскликнула она. – Это что еще такое?

Берти все блеяла и, высвободившись из хватки Лили, которая держала ее за уши, принялась бегать кругами по помещению, в котором они очутились – это был огромный холл с каменными стенами.

Лили припустила за ней следом, а Бриджет залилась смехом, и эти непривычные звуки вскоре привлекли в комнату не то пять, не то шесть послушниц, которые теперь стояли и в замешательстве наблюдали резкую перемену в привычной обстановке, в остальное время совершенно предсказуемой.

В огромном помещении тлел камин, все еще отдававший тепло, и Бриджет подошла к нему, опустилась на колени рядом и вытянула заиндевевшие от холода и зудевшие от сока желтых яблок руки. Но почти сразу монахиня, которая открыла им, рывком поставила ее на ноги, и красно-белый чепец был сдернут с ее головы.

– Корам! – сказала монахиня, с презрением разглядывая чепец. – Так вы воспитанницы Корама. Что, во имя всего святого, вы здесь делаете?

– Мы замерзли, – ответила Бриджет, – и туфли у нас порвались.

– Это я вижу! Полагаю, вы беглянки. Верно?

– Мы пытались отыскать дорогу в Болдок, – сказала Бриджет.

– Вы это уже на входе сказали. Что за чушь вы несете? Болдок очень далеко отсюда.

В этот момент в холл вошла высокая монахиня. Все сестры повернулись к ней, пока она вбирала в себя странное зрелище, которое являла собой Лили, что сражалась с Берти, не желавшей даваться ей в руки.

– Сестра Мэри-Джейн, – сказала новоприбывшая, – будьте любезны, объясните мне, что здесь происходит.

Монахиня, державшая Бриджет за шкирку, смиренно поклонилась и сказала: