Лили. Сказка о мести

– Нет. Очень любезно с вашей стороны переживать за меня, но у меня все хорошо, и мне, пожалуй, пора. Мисс Чаровилл не любит, когда мы опаздываем. У нас сейчас большой заказ – готовим парики для оперы, и режиссер ужасно строг, приходит на Лонг-Акр с мухобойкой, чтобы нас ею подгонять…

Лили встает. Аппетит пропал. Она осматривается и ищет взглядом свое пальто, которое куда-то убрали накануне – еще до лука и рубца, еще до тошноты, – но Джойс Тренч кладет ей руку на плечо и говорит:

– Присядьте на секунду, Лили. Вчера у нас родился план, решение, и мы хотим его вам изложить.

Лили смотрит в окно гостиной и видит, как снег искрится под солнцем, но ей неведомо, который час и не опоздает ли она, когда дойдет до Лонг-Акр. Словно прочтя ее мысли, Сэм говорит:

– Еще довольно рано, и я провожу вас до работы, но вы присядьте, Лили, и послушайте, что мы предложим вам, ибо мы верим, что можем вам помочь.

Они рассказывают ей, что вечером тихо вошли к ней в комнату и смотрели, как крепко она спит, и унесли блюдце с пудингом, и к ним пришла одна и та же мысль – мысль о том, что Лили должна поселиться здесь, пожить с ними. Они решили, что увидели признаки нездоровья – нечто, от чего она могла бы умереть, если никто о ней не позаботится. Сэм сказал, что если они не помешают ей погибнуть, то, значит, зря он спас того младенца и зря присматривал за ней все эти годы, и, сказал он Джойс со всею откровенностью, один лишь этот поступок – спасение чьей-то жизни – грел ему душу все эти семнадцать лет и помогал ему работать и преуспевать в выбранной им суровой профессии, и ему не хотелось, чтобы эта жизнь закончилась сейчас. И Джойс согласилась: «Все это, конечно, верно, Сэм. Верно и логично. И у нас есть маленькая комната, где она сейчас спит. Мы все равно ею не пользуемся».

Лили слушала и вглядывалась в их лица. Сердце ее бешено колотилось. Она понимала, что ей предлагают дивный дар, дар в виде крова и ночлега, дар в виде шелковистого пухового одеяла. Сравнивая в мыслях тихую комнатку наверху и свое жалкое обиталище на Ле-Бон-стрит, она не сомневалась, где предпочла бы жить. Но она также понимала кое-что еще: останься она в доме Сэма Тренча, со временем он подберет ключи к той клетке безмолвия, в которой она живет, и она пустится в рассказ о том, что совершила. Она расскажет о своем ужасном злодеянии. Возможно, даже упадет к его ногам – к ногам суперинтенданта Сэма Тренча из сыскного отдела Лондонской полиции, – и все откроется ему, весь ужас совершенного, и он дослушает ее, поможет встать и отведет туда, где ее истинное место, – не в тихую комнатку, которая напоминает ей о той кроватке в доме Нелли, но в каменный мешок.

Когда Сэм с Джойс договорили, Лили сказала им:

– Я и мечтать не могла о подобной щедрости. У Корама нам надлежало благодарить попечителей, наставников и остальных за то, что они для нас делали, но за все годы, что я там провела, у меня ни разу не было чувства, что там хоть что-то делалось для нас. А вы предлагаете мне место в своей жизни, и я исполнена благодарности. Но принять это предложение я не могу.

В гостиной повисла тишина. Лили слышала дрозда, все так же певшего там, за окном, предупреждавшего о чем-то. Глаза Джойс наполнились слезами.

– Объясните, почему вы не можете его принять, – сказала та. – Наверное – как следует из ваших слов – вы не привыкли принимать доброту, поскольку прежде с нею не встречались? Если причина в этом, то, разумеется, ваши сомнения понятны, но мы призываем вас принять наше предложение, правда, Сэм?

– Конечно, – подтвердил Сэм. – И я хочу сказать еще кое-что. У нас с Джойс нет детей, и нам довольно часто одиноко. Если бы вы жили с нами, то…

– Я понимаю! – сказала Лили, поднимаясь и снова оглядываясь в поисках пальто. – Но я не могу у вас поселиться. Моя работа недалеко от Ле-Бон-стрит, и мне следует и дальше жить там. Наедине с собой.

Шерстяной шарф

Три дня Лили и Бриджет провели в обители, помогая со стиркой, когда мать-настоятельница наконец призвала их к себе. Им было велено преклонить перед ней колени и поцеловать ее вытянутую руку, и она помолилась за них, попросив Бога, чтобы тот с милосердием отнесся к их «врожденной» греховности, греховности, которая текла в их жилах, которая могла завлечь их в дебри порока и преступности. Девочек посадили в телегу, связав им руки и ноги тряпками, чтобы они не сумели сбежать, и Томас повез их обратно в Лондон. В дороге Томас принялся насвистывать, и Лили предложила им вместе спеть что-нибудь, как пела Нелли, когда Пегги отказывалась идти сквозь заносы на пути в деревню Свэйти, но Бриджет ей ответила, что у нее нет сил на пение, что легкие ее еще полны дыма и пара из прачечной, да и к тому же о чем тут петь, когда впереди их ждут недели и годы безрадостной жизни?