Лили (Том 2)

Она опять села на камень, стряхнула мокрый песок с подошв и задумалась. Может, Лауди и вправду обиделась? Но ее болтовня могла бы и святого вывести из терпения! Конечно, Лауди желает ей добра... Но подобные мысли лишь усугубляли у Лили чувство вины. Лауди не одобряла выбранный ею для себя распорядок, считала его "чудным". Со своей точки зрения она, наверное, была права, но Лили нарочно устроила свою жизнь в Даркстоуне так, чтобы ее дни проходили безрадостно и скудно. Вот уже два месяца она была гостьей в поместье виконта Сэндауна, но гостьей чрезвычайно странной, замкнутой, редко показывающейся на глаза. Жила она в коттедже мистера Кобба в полном одиночестве, почти не выходила наружу и ни с кем не разговаривала, кроме Габриэля и своего ребенка. Замечая в себе явное сходство с Меро, Лили иногда в шутку говорила Габриэлю, что ему, видно, на роду написано жить в заброшенных домиках с чудаковатыми одинокими женщинами.

Она закрыла глаза и откинулась назад, упираясь руками в песок и запрокинув подбородок к солнцу, полной грудью вдыхая свежий воздух. Солнце чудесно пригревало, его тепло проникало прямо до костей. Огонь камина, топившегося в ее комнате день и ночь, никогда не согревал ее так. Возможно, Лауди права, ей следует чаще бывать на воздухе. И не только по ночам, когда можно не опасаться встречи с кем-нибудь. Особенно с Дэвоном.

Кстати, прошлой ночью эта стратегия ее подвела. Она гуляла по мысу незадолго до полуночи и внезапно увидела перед собой его высокую, широкоплечую фигуру за одним из поворотов тропинки. Ночь была темна, он стоял к ней спиной, глядя на воду. За три дня до этого, впервые за несколько недель, он постучался в ее дверь и предложил поужинать с ним и с Клеем. Лили решительно отказалась и отослала его прочь. Прошлой ночью ей стало неловко: она не ожидала так скоро увидеть его вновь и решила потихоньку удалиться, но тут он внезапно обернулся и заметил ее. Долгое время оба молчали и вдруг заговорили одновременно.

- Извините, я вас не заметила...

- Сегодня слишком темно для прогулок в одиночестве...

Оба смущенно умолкли и опять стали вглядываться друг в друга в темноте.

- Ну что ж... - сказала Лили, собираясь уйти.

- Может, прогуляешься со мной? - торопливо предложил Дэвон. - Зачем?

Он выпрямился, и в его голосе зазвучали саркастические нотки. Эту язвительную интонацию, которую Лили ненавидела всей душой, Дэвон часто использовал в последнее время в разговоре с нею.

- Потому что на дворе весна, ночь теплая, а нам все равно идти в одну и ту же сторону.

- Причины веские, что и говорить, - ответила она после напряженной паузы. - Тем не менее я отказываюсь. Спокойной вам ночи.

- И вам спокойной ночи.

Он отвесил ей преувеличенно вежливый поклон, и Лили явственно различила в его дыхании сильный и ни с чем не сравнимый залах алкоголя.

- Будьте осторожнее по дороге домой, - резко бросила она. - Вы не в себе.

- Что вы говорите? А где же я? Она презрительно пожала плечами и повернулась, чтобы уйти, но он схватил ее за руку и удержал.

- Ты ведь не станешь плакать, если я грохнусь с этого проклятого утеса?

Огромным усилием воли Лили заставила себя сдержаться и не выдернуть руку. Не обращая внимания на горечь, невольно сквозившую в его шутовском вопросе, она сделала вид, будто всерьез обдумывает ответ, и в конце концов ясно и отчетливо произнесла:

- Нет.

Его пальцы разжались. Подобрав подол, Лили поспешила прочь.

***

Вернувшийся без добычи Габриэль положил тяжелую голову ей на колени и позволил почесать себе за ушами. Чарли взбрыкнул (она назвала ребенка Чарли в память о своем отце), и Лили рассеянно погладила живот свободной рукой. Вчера она причинила боль Дэвону, и теперь с грустным вздохом вынуждена была признать, что ее глупое сердце скорбит об этом. Лили старалась уверить себя, что пострадала только его гордость; однако жестокость была не в ее натуре, и ей не нравилось причинять людям боль. Даже такому человеку, как он.

Лили не хотела признаться себе самой, как сильно взволновали ее эти встречи: две за четыре дня. Лили не упускала возможности сказать Дэвону, чтобы он оставил ее в покое, но ей становилось невыносимо тяжко, когда он покорно уходил. Даже на болотах после смерти Меро она так не страдала от одиночества, как здесь в поместье. При каждой встрече с Дэвоном она как будто вновь оживала, хотя ничего, кроме горечи, она Не испытывала.

Решимость ей не изменила: она по-прежнему не питала к Дэвону иных чувств, кроме презрения, и все еще хотела оставить его при первой же возможности. Какая низость с его стороны - использовать Клея как предлог, чтобы с нею увидеться! В своем добровольном затворничестве Лили чуть ли не больше всего страдала от невозможности увидеться с Клеем. Ей было неловко, потому что о его медленном выздоровлении она узнавала лишь от Лауди да от миссис Кармайкл, новой экономки, а сама так и не навестила его.