Лилия Лукина- Если нам судьба...

Вслед за детьми ушли Лидия Сергеевна с Натой и Татой. В комнате остались близнецы, которые все это время просидели в креслах около стены. Немного позже к ним присоединился Панфилов, наверное, когда уже разобрался с милицией. Саша с Лешей курили, потягивая виски из тяжелых, с толстыми стенками и дном, бокалов, а Владимир Иванович, хоть и держал в руках зажженную сигарету, но не затягивался, а так, симулировал курение и пил минералку. Около маленького столика сидел Матвей, он тоже пил виски и поигрывал серебряными щипчиками для льда, вертя их в пальцах. Власов так и остался сидеть на шкуре, тоскливо глядя на дверь, через которую ушли его внуки. А я, о которой все, казалось, забыли, расположилась с бокалом апельсинового сока в низком кресле около двери в холл, куда села, чтобы не мешать горничной.

Власов, наконец, очнулся от своих мыслей и спросил у Матвея, поняв, что все в этой семье зависит только от него:

— Павел Андреевич, я долго и безуспешно искал Александра и Алексея, я подключил все свои связи, но так и не смог их найти. Они что, за границей служат? Потому что в России их нет.

— А кого вы искали, Александр Павлович? Печерских?

— Да, естественно. Ведь Лена сообщила мне именно эти их имена,— удивился Власов.

— Александр Павлович,— спокойно заявил Матвей.— Они уже много лет как Репнины. Я неоднократно встречался с вашим дядюшкой, Николаем Николаевичем, и сумел доказать ему, что Саша с Лешей — прямые потомки его родного брата Павла. Они после Суворовского училища в летное поступили, там и документы уже поменяли, стали носить свою настоящую фамилию.

Так вот куда они исчезли после 84-го года, поняла я, не иначе, как с помощью Васильева туда попали. Ну, что ж, в то время это был действительно наилучший для них выход.

— А-а-а,— протянул Власов,— А как вы узнали, что я Репнин?

— Александр Павлович. Вы ведь во втором браке отца родились, не так ли?

— Да,— Власов совершенно растерялся.— Но откуда вы-то это знаете? Мой папа действительно первым браком был женат на своей двоюродной сестре — Александре Артамоновне Матвеевой, она его на пять лет моложе была. Они очень любили друг друга, но вот детей никак не решались завести — родственники все-таки. А когда, наконец, собрались, это уже после войны было, то Сашенька родами умерла, и ребеночек тоже. Папа долго утешиться не мог, а потом женился на моей маме. И, вообще, они как-то все вместе держались, и Матвеевы, Артамон Михайлович с Елизаветой Александровной, и мамины родители, Владимир Егорович и Глафира Григорьевна. Вот мама с Сашенькой и выросла вместе, и папу моего она с самого детства знала и всю жизнь любила. Ни на что не надеялась, просто любила, и все. Меня и Александром в честь Сашеньки назвали. Но откуда вы об этом знаете? — снова спросил Власов.

Меня охватило такое чувство, какое бывает перед бурей. Вроде бы все спокойно, небо ясное, солнце светит, но что-то давит и тревожит.

— Моего папу, Александр Павлович, звали Андреем Артамоновичем Матвеевым, и у него была родная сестра Саша, которая в 20-м году родилась. Она вышла замуж за своего двоюродного брата, Павла Николаевича Репнина. Папа очень дружил с ним, и меня в его честь назвал,— Матвей говорил все это очень спокойно. Слишком спокойно.

— Подожди,— от неожиданности Власов перешел на «ты».— Подожди. Что же получается? Выходит, мы с тобой троюродные братья. Господи, где же были мои глаза? Ведь ты же точная копия Андрея Артамоновича! Павел, я же прекрасно помню дядю Андрея!

Говоря все это, Власов пытался подняться со шкуры, но подошвы туфель скользили по меху, и ему это никак не удавалось. Когда же он, наконец, смог встать и, радостно улыбаясь, повернулся к Матвею, его встретил такой бешеный взгляд, что улыбка замерла на его лице.

— Ах, ты дядю Андрея прекрасно помнишь?! А ты знаешь, что он сказал о тебе?! Хочешь знать?! Когда мамуля с малышами в нашем дворе появилась, то папа присмотрелся к ним и сказал, что такое сходство просто так не бывает. Подошел к мамуле, познакомился. Потом мы к ним в гости пошли, папа фотографии взял. Я маленький был, не понимал, о чем они говорят. Только, когда мы домой вернулись, папа поставил меня перед собой, по голове погладил и сказал... Ты все еще хочешь знать, что он сказал?!

Глаза Матвея потемнели, стали почти черными. Я поняла, что хотела выразить Нюрка, говоря, что он и посмотреть может так, что мало не покажется. Наверное, именно таким взглядом он глядел на Катьку, когда она в страхе пятилась от него.

— Говори,— обреченно сказал Власов. Он чувствовал, что если хочет еще хотя бы раз увидеть своих внуков, то ему придется пройти и через это.

— Он сказал: «Горе-то какое у нас, Павлик. Среди Репниных подлец оказался. Какое счастье, что Павел до этого не дожил. Мы с тобой теперь о тете Лиде и малышах заботиться должны, им, кроме как к нам, прислониться больше не к кому». Да папа тебя своими руками убил бы! Ты его имя произносить не смеешь!