Впервые за последнее время почувствовав себя в безопасности, Васька сладко спал в кресле, и я, разложив диван, тоже легла спать. А среди ночи я проснулась от того, что мне в лицо ткнулось что-то пушистое — это был истосковавшийся от одиночества Васька. Ему, уже почти забывшему, что такое ласка и тепло, наверное, очень захотелось убедиться, что его маленькое кошачье счастье все еще продолжается, что у него снова есть дом и хозяйка, что он снова кому-то нужен. Я прижала его к себе, и он замурчал, уже громче и смелее, а я гладила его и плакала, вроде бы без причины, сама не зная почему... А может быть, потому, что оказалась сама кому-то нужна, что мне уже не будет так одиноко.
Егоров пришел ко мне в день рождения Игоря, чтобы отметить его сорокалетие. И Игорек, пусть и незримый, был за столом вместе с нами.
— Лена,— начал было Николай.— Я тут с ребятами в Москве созвонился, узнал, что с Игорем произошло...
Но я резко оборвала его:
— Я ничего не хочу знать! Совсем ничего! Я его мертвым не видела, значит, для меня он живой. В памяти моей, в душе, в сердце моем он жив! И навсегда таким и останется — живым!
— Ладно, ладно,— примирительно сказал Колька.— Извини.
Через несколько минут, видя, что я немного успокоилась, и почувствовав, что со мной уже можно нормально разговаривать, что я услышу его и правильно пойму, Мыкола сказал:
— Лена, тебе что-то с собой сделать надо, ну, в смысле, в порядок себя привести. К тебе же люди со своими бедами приходят. Знаешь, они просто не смогут довериться человеку, который выглядит так, словно ему самому постоянно помощь требуется.
Я понимала, что он прав. Прости меня, Игорек, думала я, это просто моя рабочая форма, только и всего. Постепенно моя внешность приобрела нормальный вид, вот только с глазами я ничего сделать так и не смогла. Верно Колька заметил, мертвые они у меня. Пришлось надеть очки с дымчатыми стеклами, так и ношу их с тех пор.
А вот свой день рождения я отмечаю теперь 20-го декабря. В тот день, когда впервые встретила Игоря.
Проснулась я по-прежнему в кресле — передо мной все так же стояли фотография Игоря и Снежинка, а на коленях все так же лежал Васька. Часы показывали половину восьмого — надо было собираться, причем очень быстро. Я осторожно переложила кота в другое кресло и, чтобы взбодриться, полезла под контрастный душ. Времени на завтрак уже не оставалось, поэтому я только развела себе чашку крепчайшего кофе, который, обжигаясь, выпила, насыпала так и не проснувшемуся Ваське в миску завтрак и вышла из дома.
Предварительно заправив машину под завязку — ведь совершенно непредсказуемо, сколько и куда нам придется ездить, я приехала в аэропорт встречать Власова и Катьку.
Они появились в калитке одними из последних. Власов аккуратно поддерживал ее под локоток, приговаривая:
— Не торопись, Катенька, осторожно, потихонечку, полегонечку, вот так... Подожди, здесь ступенька...
Она же с видом великомученицы, страдающей за правое дело, отвечала ему слабым голосом:
— Не волнуйся, Сашенька, я себя хорошо чувствую... Не волнуйся, тебе же вредно волноваться... — В мою сторону она даже не взглянула.
— Вас не затруднит получить наши сумки? — холодно произнес Власов и, словно был заранее уверен в моем ответе, протянул мне два багажных талона.
— Нисколько,— вежливо ответила я,— С приездом, Екатерина Петровна, и вас с приездом, Александр Павлович. Добро пожаловать!
Власов подвел Катьку к скамейке:
— Посиди, Катенька, отдохни. Не надо было тебе со мной лететь. Ну, зачем ты так собой рискуешь?
— Нет, Сашенька, я лучше постою. Мне потом встать с нее трудно будет,— с видом умирающего лебедя ответила Катька.— Да разве я могла тебя одного отпустить, вдруг случится что-нибудь? Я же себе никогда этого не прощу.
Ну, воркуйте, воркуйте, думала я. В чем, в чем, а уж в том, что обязательно что-нибудь случится, я была абсолютно уверена. Для чего же иначе я так старалась?
Получив две нетяжелые сумки из какого-то дорогого искусственного материала, я повела их к машине. Брезгливо оглядев мою давно не мытую «девятку» (интересно, а когда бы я успела заехать на мойку, по его же делам моталась), Власов осторожно, как дорогую хрупкую вещь, посадил туда Катьку, и мы поехали в гостиницу.
Слух о приезде Власова с супругой еще вчера взбаламутил весь отель, поэтому прием им был оказан по высшему разряду. Встретить их вышел Олег Васильевич, тот самый, с которым я вчера разговаривала, он их радушно приветствовал, что-то говорил. Я не прислушивалась, занятая совершенно другим делом — внимательно оглядывала холл, отыскивая тех, кто обещал мне помочь, и вдруг встретилась глазами с красивым смуглым брюнетом, который сидел, развалясь, в кресле и курил, небрежно пролистывая какой-то глянцевый журнал. Рядом с ним на столике лежал сотовый телефон. Ну и ну, в этом холеном мужчине, одетом в дорогой костюм и белоснежную рубашку, я с трудом смогла узнать одного из тех цыган, которых видела вчера в доме Прохоровых. Он чуть-чуть прикрыл глаза, давая мне понять, что все в порядке, и я успокоилась.