— Знаете, Леночка,— сказал он.— А ведь кошки самой природой созданы для того, чтобы мы, люди, могли рядом с ними душой отдохнуть. Даже собака не может успокоить так, как тихое, уютное урчание такого вот пушистика.
— Очень хорошо это знаю, Александр Павлович и, как вы могли понять, на собственном опыте,— чувствуя, что он уже немного отошел, я налила ему кофе и закурила.— Есть только один человек, который, если захочет, конечно, сможет вам все объяснить. Это он все время, и теперь я понимаю почему, меня исподволь подталкивал, чтобы я Добрыниной занималась.— Для меня действительно уже не осталось тайн в поведении Матвея, и я еще раз подивилась тому, что он видит людей насквозь. Он понял мой характер и то, что чем больше у меня на пути препятствий, тем с большим упорством я буду идти к своей цели.
— И кто это? Наверное, тот самый дядя Павлик? Мне почему-то кажется, что это именно он,— заинтересованно спросил Власов, прихлебывая кофе и тоже закуривая.
— Он самый. Он ради ваших сыновей на умышленное убийство пошел, чтобы раз и навсегда защитить их. За это и в «малолетке» четыре года отсидел. Он и Нату с Татой от Добрыниной спас, устроил так, чтобы Лидия Сергеевна их опекуном стала. В его доме она со своей мамой сейчас и живет. Любит он ее беспредельно. Если бы не она, еще неизвестно, как его жизнь сложилась бы, когда у него отец умер и он с такой матерью остался, что лучше бы ее вообще не было.— Вот так коротко и быстро я описала Власову, с каким человеком ему придется встретиться.
— Да,— задумчиво протянул Александр Павлович.— А я думал, что таких людей больше на свете нет, что ушло уже их поколение. А сколько ему лет?
— 33 года исполнилось. Ну, что, будем звонить?
— А если он не захочет со мной встретиться? Что тогда? — с тревогой спросил Власов.
— Тогда — ничего. Это не тот человек, которого можно заставить сделать что-то против его воли. Но я попробую его уговорить,— сказала я и стала набирать номер офиса Матвея.
Не знаю, какие инструкции он дал насчет меня, но, когда я представилась, мне вежливо сообщили, что он дома, за городом.
— Павел Андреевич,— сказала я, когда, наконец, услышала в трубке его голос,— это...
— Добрый день, Елена Васильевна. Насколько мне известно, вы все-таки добились своего, поздравляю,— он говорил это совершенно серьезно, без малейшего намека на насмешку.
— Спасибо, Павел Андреевич. У меня к вам большая просьба: рядом со мной сейчас Власов, не могли бы вы с ним встретиться? Дело в том, что он теперь знает абсолютно все, но есть один невыясненный вопрос, на который, как мне кажется, можете ответить только вы.— Я с замиранием сердца ждала, что он скажет. Чего греха таить, мне самой было очень интересно узнать, зачем Катька убила дочь Власова.
— Вы приедете вдвоем или втроем?
Матвей ничего и никогда не говорит зря, значит, для него это имеет значение.
— А как бы вам хотелось, Павел Андреевич? — спросила я. Если он скажет втроем, то я Катьку свяжу по рукам и ногам, но привезу. А Власов мне еще и поможет.
— Я думаю, что чем больше компания, тем лучше. Приезжайте к пяти часам, если это всех устроит.— Попробовала бы я сказать, что мне это неудобно.
— Спасибо за приглашение, мы обязательно будем.
Я посмотрела на часы — было около трех, у нас еще уйма времени.
— Ну? — возбужденно спросил меня Власов.— Что он сказал?
— Чтобы мы втроем приезжали к пяти. Как вы думаете, Александр Павлович, Добрынина согласится ехать добровольно или ее придется нести завернутой в ковер, как полонянку? Если второе, то берите стул и лезьте на
антресоли. Есть там у меня подходящая тряпочка, как раз для подобного рода грязного дела сгодится.
— Еще трудиться? Да я ее на пинках понесу! — Власова охватило какое-то лихорадочное возбуждение, и, чтобы немного успокоиться, он опять закурил.
— Неужели вы, наконец-то, поняли, что она абсолютно здорова, нет у нее никаких болячек, даже несерьезных?
— Леночка, у каждого человека наступает возраст, когда ему хочется о ком-то заботиться, холить, лелеять, баловать. Подозревал я, что она, скажем так, кокетничает, но... Я жалел ее, хотел возместить то, что она недополучила когда-то. Да и свято верил в то, что она меня любит,— он снова резко сменил тему и сказал: — Ладно, если нам поставили такое условие — приехать втроем, то мы втроем и приедем. Чего бы это ни стоило.
— Знаете, Александр Павлович...
— Лена, давай на «ты»,— грустно улыбнулся Власов.— Уже за одно то, что ты мне на эту тварь глаза открыла, можешь звать меня хоть Шуркой.
— Ну, Саша, если ты настаиваешь... Так вот, мне кажется, что... Слушай, а как ее лучше звать, Злобновой или Добрыниной?
— О, Господи! Ну, что за мысли тебе в голову лезут в такой момент? Зови Катькой.