Лилия между тернами

Я отпрыгиваю и оказываюсь стоящей посреди комнаты, в человеческом теле и совершенно голой. Испуганно выдохнув, я сдернула с парня одеяло и обернула вокруг себя.

Миша сидит с глазами на выкате и отвисшей челюстью и пытается что-то сказать, но у него выходят только нечленораздельные звуки. А я мучительно размышляю как быть. Обратиться обратно на его глазах будет явно плохой идеей. У парня совсем крыша поедет, если сейчас она еще на месте.

Я начинаю пятиться к двери, волоча за собой одеяло, и тут Миша, наконец, отмирает.

— А ну, стоять! — я действительно замираю, обалдев от его наглости. — Куда это ты собралась в таком виде?

Я хлопаю глазами на парня. Он только что стал свидетелем того, как кошка обратилась в человека, и единственное, что его волнует, это то, что я выйду на улицу голышом? Вот с самого начала я видела, что у него с головой не порядок.

Миша, видимо, окончательно приходит в себя и осторожно подходит ко мне. Протягивает трясущуюся руку и дотрагивается до моего обнаженного плеча. Вот чудак человек! Когда трогал меня в образе здоровой хищницы у него руки не дрожали, а сейчас — гляньте-ка!

— Так ты оборотень? — то ли спрашивает, то ли утверждает он.

— Перевертыш, — поправляю я.

— Круто! Охренеть, как круто, садовница! — неожиданно расплывается в дурацкой улыбке Миша и снова трогает мою кожу.

Он обходит меня по кругу, осматривая горящими от любопытства глазами и продолжая издавать возгласы, выражающие крайнюю степень удивления и восхищения.

Мы прямо сейчас интересная парочка. Я — голая, стою в одеяле и думаю, как мне поступить, и Миша в одних боксерах ходит вокруг меня, словно я новогодняя елка, и только что песни от радости не поет.

— Перестань крутиться вокруг. Меня уже тошнит, — решила я прервать Мишину щенячью радость.

— Извини, конечно, но не каждый день твой мир переворачивается с ног на голову. Тебе же, наверное, одеться нужно? — наконец догадывается он. — Хотя, не то чтобы мне не нравилось, как есть.

Да, горбатого могила исправит.

Миша достает из сумки чистую футболку для меня и спортивные штаны на завязке. Честно отворачивается, пока я натягиваю все на себя.

Потом мы опять смотрим друг на друга.

— Хочешь меня о чем-то спросить? — говорю я.

— О чем-то? Да у меня столько вопросов, что скоро башка взорвется.

— Ну, спрашивай тогда, — и я смиренно устраиваюсь за столом.

И первый же вопрос парня заставляет меня подавиться воздухом.

— Слушай, если оборотни, ну, то есть перевертыши, существуют, значит и эльфы, и вампиры, и прочая фэнтазийная живность тоже реальны?

— Тебе сколько лет? Пять? — поражаюсь я. — Как можно в это верить всерьез?

— Ха! И это мне говорит девица, которая между делом в здоровенную кошку обращается! Или кошка в тебя? Кто ты больше — человек или зверь?

— В принципе, я больше все же человек. Но если обернусь и долго не буду возвращаться к человеческому облику, то могу стать больше зверем. По крайней мере, на это надеюсь.

— Почему?

— Звери не подвержены глупым человеческим эмоциям. И не испытывают душевной боли, когда их предают.

Миша помрачнел.

— Ну что же, логично, — но тут же отмер, и на меня обрушился целый град вопросов.

В общем, я несколько часов до судорог в языке объясняла Мише, кто такие перевертыши, как устроено наше общество, сколько мы живем, едим ли то же, что и люди, и, само собой, занимаемся ли сексом с людьми, и бывают ли от этого дети. А еще можно ли стать перевертышем, если я укушу его, сводит ли меня с ума луна, и не питаюсь ли я сердцами в определенные дни месяца.

— Конечно, питаюсь! — не выдержав, огрызнулась я. — Сердца всяких болтливых придурков вообще моя любимая еда, особенно когда у меня ПМС!

— Напугать пытаешься? Кстати, а месячные у вас как у человеческих женщин?

— Господи, это-то тебе зачем?

— Ну, мало ли! Когда еще узнать-то получится.

— Ты, может, меня еще вскрыть захочешь, чтобы уж точно узнать все мои секреты?

— Да ладно, тебе что, жалко ответить?

— Не жалко! Циклы у нас по достижению половой зрелости случаются где-то дважды в год. Все зависит от состояния здоровья, и еще очень влияет присутствие рядом сильного самца. То есть мужчины, достойного стать отцом ребенка.

— Кстати о самцах. Римман тоже, как ты?

— Не спрашивай!

Если уж так вышло, что я тебе показалась, ничего не поделаешь. Но если думаешь, что буду тыкать пальцами и показывать, где перевертыши, то ошибаешься.

— Да ладно, я ведь не тупой. Он такой же, как ты!

— Он гораздо круче и сильнее, потому что чистокровка.

— Ох ты, ё! Это что же, выходит, что я упёр девушку у здоровенного злющего мужика, который может к тому же еще и когти с клыками отращивать? Ну все, трындец, видно, мне. Довыеживался!

— Не волнуйся, я сейчас уйду и ничего тебе угрожать не будет, — поднялась я. — Только не пытайся никому обо мне рассказать. Можешь нажить себе неприятностей.

Миша пулей метнулся и встал между мной и дверью.

— И куда это ты собралась?

— Неважно. Нужно мне привыкать к новой жизни.