Лилия с шипами

Но вскоре брела уже ни на что не обращая внимания, чувствуя лишь, как нарастает усталость. Все труднее было выдергивать ноги из радостно облапливавшего их снега и пытавшегося оставить меня здесь, в лесу. Я так увлеклась борьбой с этой окаянной замороженной водой, что не сразу услышала собачий лай вдалеке. Ага, значит, мы как раз минуем домик сторожа — это, небось, его противная псина на Сашку разоралась. Самого Саню я не видела из-за густых кустов сирени, плотной стеной загораживавших дорогу и как бы обозначавших границу леса. Силясь хоть что-то рассмотреть за переплетениями белых, словно в весеннем цвету, ветвей, неожиданно для самой себя, остановилась. Стоя по колено в сугробе, я с недоумением озиралась, пытаясь понять, что же вынудило меня встать здесь. С деревьев на меня тихо падали пушистые снежные ошмётки, левую щеку слегка защипало — поднимался небольшой ветерок. Сашкины шаги были уже не слышны, видимо, он не заметил сам, как ушел вперед.

Пожав плечами я, было, сдвинулась с места, но снова остановилась. Да что ж такое? Непонятное, словно царапающее беспокойство никак не оставляло меня. Шаря взглядом вокруг, я вдруг наткнулась на какое-то темное пятно чуть впереди, сразу за кустом волчьей ягоды торчащей посреди незримой тропы. Одновременно с этим, на меня набросило запах псины. Пятно шевельнулось и выползло на видное место.

— Волк! — еле слышно воскликнула я и, ни секунды не сомневаясь, что это мой Волк, слегка подалась к нему. Но он не двигался, а просто смотрел на меня.

И вдруг мне в лицо словно ударило пучком тепла, и я УВИДЕЛА… Я смотрела глазами бегущего, счастливого волка. Он бежал рядом со своей волчицей, касаясь мордой её плеча. Волк был сыт, во рту чувствовался вкус крови только что убитого зайца, а в зубах мешался клочок шерсти. Звери просто бежали, полные сил и радуясь жизни. Вдруг раздался грохот, жуткий грохот, в волчьих ушах зазвенело, самец метнулся в сторону. Отбежав, он оглянулся — следует ли за ним волчица? Но ее нигде не было видно. Темнота…

Я заморгала, и изображение вновь проявилось, словно негатив проступил на пленке: страшное лицо Николаича с раззявленным, что-то орущим ртом. Под ногами его лежит ничком, на покрасневшем снегу волчица, а сам Николаич вскидывает ружье, и снова раздается тот жуткий грохот.

Я вздрогнула и пришла в себя. Замотала головой пытаясь вытряхнуть оттуда эти жуткие картины, в полной уверенности, что мне все это померещилось. Но нет, зверь по-прежнему лежал передо мной, загораживая путь. Я с жалостью посмотрела на него сквозь замутившие глаза слезы и присела на корточки.

— Так вот оно что… — прошептала я. — Он убил твою любимую… А ты здесь ходишь, потому что ждешь её… Бедняга…

Волк прижал уши и тихо заскулил, словно поняв меня.

— Не вернется она к тебе, хороший мой, не жди её. Уходи отсюда, а то и ты на пулю нарвешься!

Я протянула к Волку руку. Тот немного подался вперед, обнюхал пальцы, лизнул их, и снова вжался в снег, хлопая по нему хвостом.

— Ну, пожалуйста, уходи, убьет ведь тебя Саня, если увидит!

— Лиля, ты где? — казалось, откуда-то с Австралии донесся еле слышный голос Саши.

— Я здесь! — вздрогнув от неожиданности, негромко отозвалась я, не отводя взгляда от животного. Услышав Сашку, он прижал уши, оскалил зубы и одним прыжком скрылся в кустах.

— Лиль! — настойчиво бился в моём сознании Сашкин голос, теперь причудливо переплетаясь с каким-то бухтением, в котором я через секунду опознала звук двигателя какой-то крупной машины. — Идем скорее, я грузовик тормознул, он нас до города довезет!

Я сняла шапку, одним движением руки взлохматила волосы, чтобы хоть немного проветрить голову, и окончательно стряхнув с себя остатки наваждения, полезла решительно в заросли на звук тарахтения, ставшего, наконец, четким и чересчур громким.

Седьмая глава

— И ты знаешь, кругом глухая стена. Этот Муся, чтоб ему, неприкосновенный, зараза, и все тут, — Сашка закинул ногу на ногу и заложил руки за голову, вытягиваясь на диване во весь рост. — И вообще, у нас в отделении что-то странное происходит. Летит народ со своих мест, как утки по осени на юг. Этот, дядюшка Мусин — судья наш, натащил видать, с собой весь свой клан. Или, у Муси еще кто есть… В прокуратуре, уж точно. Я ведь с Мусей — эх, подходящие название вы этому говнюку дали! Так вот, я с ним уже имел дело, приходилось видеть этого придурка у себя в кабинете. Только знаешь, пролетом — то в качестве свидетеля, то подозреваемого, в отношении которого ничего конкретно ничего нельзя было предъявить… Так, разговоры одни. И еще — я поискал его прошлое «Дело», по которому он проходил подозреваемым, и не нашел… Черт знает что…

— Слушай, Сань, не нравится мне это все, шел бы ты со своей работы уже поскорее, а то не дай бог, тебе что-нибудь пришьют… — я с беспокойством посмотрела на него, опустив на колени рваный на пятке, Сашкин носок, который зашивала, слушая его рассказ.