Лиловые бабочки (СИ)

– Вот тут ты ошибаешься, – вздохнул Илья. – Тебе там, среди мерзавцев, не место. Ты принципиальноиная. Там давняя бронь для совершенно иного грешника. Ладно, милая, ложись, наверное. Приступим.

– Ты ошейник мне не надел, – напомнила я.

– Попозже, – невнятно промямлил Илья, почему-то отворачиваясь и краснея. – Это… сложно, оказывается. Так…

– Ну можешь завязать мне глаза, если боишься в них смотреть, – предложила я.

– А я, может, хочу в них смотреть, – сварливо заметил Илья. – Может, я хочу этот момент запомнить. И вообще, заткнись. Ошейник, завязанные глаза… это, бл…дь, всё сильно возбуждает, хотя вроде как нечему у меня возбуждаться. Но факт есть факт.

– Давай я, наверное, тебя напоследок всё же чуть-чуть удивлю, – облизнулась я. – Думаю, тебе этот факт будет приятен.

– Секса хочется? – криво усмехнулся Илья. – Понимаю. Перед смертью особенно хочется размножаться. Это базовый инстинкт.

– Нет, я не про это. Но с сексом связано.

– Заинтриговала, – признал Илья. – Валяй, удивляй.

Мужчина уселся по-турецки среди подушек и принялся щелкать застёжками ошейника.

– Будешь смеяться, но ты первый мужчина, с кем я… эм… вот. Можно сказать, и первый, и последний. Так что поздравляю. Закольцевал сюжет моей безбашенной алогичной жизни.

– А… Игорь? – нервно сглотнул Илья. Глаза мужчины ненормально расширились и заблестели.

– С Игорем не получилось, так скажем, – уклончиво пояснила я. – По крайней мере, с проникновением. Там… паника была. И страшная истерика. Он никогда до этого… м-м-м… Не важно, в общем. Пришлось… как-то так…. своими силами обходиться. То бишь руками.

– Ты меня сейчас убила, – неестественно ровно произнёс Илья. – Я думал, я уже мёртв, но ты меня добила окончательно. Даже не знаю: добила или воскресила? Нет, воскрешение в моем случае невозможно, так что всё-таки убила.

– Ну прости. Я думала, тебе будет приятно это знать.

Илья надолго уставился в одну точку, явно что-то обдумывая и странно загибая пальцы. Потом он монотонно принялся декламировать:

– Хоть и мужчина, но лишен мужского я начала,

Любил, страдал, но снова всё, как встарь:

У нас нет, видимо, счастливого финала:

Я тварь – ты бабочка; я раб – ты государь.

Как вор и тать, прокрался я средь ночи,

Хотел тебя убить, но сам тобой убит.

Что мне с того, что всеми я оплёван,

Когда любовь моя так на меня глядит.

Илья всхлипнул и признался:

– Сам… придумал. Только что. Расчувствовался что-то. Я, кстати, решил, что и как с тобой сделаю. Не взыщи, я тебя свяжу. Не всю, только руки. Запрокинь их, пожалуйста.

– А дальше что? – полюбопытствовала я, когда оказалась связанной. Веревки не жали, было даже на удивление комфортно.

– А дальше, милая, я тебе продемонстрирую все навыки, полученные в местах не столь отдалённых. Гарантирую, ты очень быстро поймешь, почему мне сделали наколку «Скрипка со смычком». Я бы и связывать тебя не стал, но боюсь, что ты меня отпихнешь. А я, знаешь ли, намерен присосаться, как пиявка. Хочешь – смотри, хочешь – закрой глаза, как в тот раз. Но не противься… пожалуйста. Даже если тебе и правда мерзко.

Могу сказать лишь одно. Веревки через пять минут под влиянием странного сиюминутного порыва Ильи были сорваны, но мы не остановились.

Ни до, ни после не было в моей жизни настолько истеричного, громкого и яркого финала. Пережитые в тот момент эмоции очень сложно описать. Не легендарное ощущение буйствующихбабочек в животе, а нечто принципиально иное. Волшебное. Невероятное. Фантасмагорическое. Мощный взрыв, нежный легкий шелест крыльев бабочек, безумство ярких красок и запахов, рождение новой вселенной и… маленькая смерть. Полный катарсис. Обновление. Очищение. Напряжение и расслабление. Белое и черное, острое и сладкое, жизнь и смерть, удовольствие и боль, острая вспышка желания и невероятный страх. Абсолютное начало начал и ожидаемый скорый конец.

Перед моими глазами на доли секунд вспыхнуло огромное огненное колесо, на фоне которого истерично хлопали крыльями бабочки всех цветов и мастей. Будто пытались своими действиями прогнать из самого его центра три странные разноразмерные фигуры: змею, свинью и петуха. Потом быстро замелькали какие-то совершенно иные картинки, как радостные, так и мерзкие, и вскоре всё окончательно исчезло. Растворилось в космическом океане спокойствия и невероятном ощущении бесконечной легкости, довольстве и усталости. Именно тогда я впервые поняла, что значит выражение «днем коснуться звезд». Это было до жути реальным и осязаемым. Подозреваю, что сыграл фактор, что всё происходящее и впрямь в последний раз. Перед смертью и впрямь хотелось чувствовать себя ужасно живой. Живой во всех смыслах.