— Сказала бы, что можешь воспользоваться моей квартирой на любой срок, но, блин, с трупом внутри как-то… фе, — скривилась я. — А мою машину ребята твоего бати подожгли. Так что увы, не могу её тебе дать. Хотя гипотетически ты мог бы воспользоваться, если бы она была.
— Расстели диван, наверное, — тихо попросил Илья. — Там… ну как для сна всё. На двоих, ладно?
— Как скажешь. Но сначала доешь.
Илья промокнул губы салфеткой:
— Да я, наверное, уже всё.
Я поймала себя на мысли, что «на автомате» забрала у бывшего коллеги посуду и начала её мыть. Коротко хохотнула от нелепости происходящего.
— Чего угораешь? — впервые за долгое время еле заметно улыбнулся Илья.
— Да вот стою и думаю: а зачем я мою посуду? Смысл?
— Никакого, — признал Илья.
— Нет, наверное, смысл всё же есть. Слышал про такое шведское понятие — Döstädning?
— Нет, — откинулся на спинку стула Илья.
— Ну эта такая штука, когда ты чувствуешь, что вот-вот покинешь этот мир, поэтому максимально подготавливаешь свой дом, делая его красивым и чистым, чтобы тем, кто придёт после тебя, не пришлось поминать тебя недобрым словом. Облегчаешь всем грязную и неприятную работу, в общем. Забота такая.
— Ну я тебе так скажу, дорогая: по этой логике твоя квартира всегда выглядела так, словно ты в любой момент вот-вот закончишь своё существование.
— Грустно, но факт, — признала я, вытирая тарелку и ставя ее в сушилку. — За эти полтора года у меня было непрекращающееся ощущение, что я вот-вот улечу. Нереально все. Какая-то фантасмагория, честное слово.
— У меня так с 2015 года.
— А я думала, раньше.
— Не-е-ет. Вот как тебя, облепленную бабочками, увидел, так и всё. Понял, что живу в иллюзии. Жизни-то до тебя и не было.
— Звучит довольно грустно.
Илья приглашающе похлопал по стулу.
— Послушай, Рюк… Присядь. Есть пару вопросов.
— Каких, например? — уселась рядом с мужчиной я.
— Ну, например, почему Игорь, а не я? Почему ты так упорно продолжаешь держаться за идею, что он вообще тебя ищет? Почему искала его сама, если знаешь, что он тебя не простит? Почему если искала, то не довела поиски до логического конца? Почему ты меня не боишься, а его боишься? И главное, объясни, чёрт возьми, как ты прошла психиатра целых три раза так, что к тебе не подкопались? А ведь должны были. А, дай догадаюсь… ты же училась, ты знала, как себя вести. Ты же мастерски копируешь поведение других людей. Скопировала нормального человека? Чьей калькой в этот раз воспользовалась?
— А ты, похоже, двинулся по фазе, — удручённо признала я, наливая чай Илье.
— Не, старина Рюк, я тебя как облупленную знаю. И разницу между Руськой и Кусей тоже хорошо помню. Раз Руслана вся такая спокойная, значит, это ты её сейчас контролируешь. А спокойствие в этой ситуации — это вообще ненормальная реакция. Обычный человек должен бороться за свою никчёмную жизнь до последнего. Хотя да… Ты же бог смерти, тебя стало снова скучно, и ты решила вернуться домой, я понял. Блин… я убью бога смерти. Кому сказать — никто не поверит…
— Илюш, тебя явно кормят чем-то галлюциногенным, я так тебе скажу, — хмыкнула я.
— Или ты просто умеешь шифроваться лучше меня, — возразил Илья. — Вот скажи, в чем между нами принципиальная разница? Ты псих. Я псих. Мы оба психи. Но я лечусь, а ты нет.
— Ну, видимо, не сильно-то и действует лечение, раз ты пришёл меня убивать, — признала я.
— Так и я о чем. Так какой смысл мне быть в психушке? Чтобы постоянно под наркотой лежать? Это ужасно. Каюсь: в какой-то момент я думал, мол, меня седативными нашпигуют, как колбасу салом, и я успокоюсь. Так вот… нет, не работает это. Глаза закрываю, и вижу лишь одно. И так горько… так страшно… плакать хочется. Это сводит с ума.
— Лица жертв? — предположила я.
— Твоё лицо. Лицо в момент, когда мы занимались любовью. В тот самый момент. Когда я внутри.
— Я была настолько мерзкой, что одним своим видом до сих пор вызываю у тебя ужас? — рискнула пошутить я.
Илья слабо улыбнулся.
— Да нет, Рюк. Просто я понимаю, что это первый и последний раз. Такого больше не повторится. По крайней мере, именно так. И это ужасно. Рюк… Что хочешь сделай, но мне нужна Куся. Прямо сейчас. Я хочу попрощаться.
— Я вообще не удивлена, что именно по ней ты скучаешь. Хотя я когда-то предлагала тебе выбор, заметь, и вы могли быть вместе. Если бы ты добровольно отправился на лечение вместе со мной.
— В моём случае это бессмысленно, — признался Илья. — Ну я так думаю. Я вкусил плоть и кровь, и они пришлись мне по нраву. Нет, я не остановлюсь. Никогда. И ты тоже это понимаешь. Ты же поэтому мне наколку сделала. И, кстати, ты была права: если свести тату, ни хрена не поменяется. Ты-то знаешь, что она есть.
Илья горько вздохнул.
— Это клеймо на всю жизнь. От него не отмыться. Кстати, там, на «зоне».. — Илья болезненно скривился. — Мне сделали ещё одну наколку. Я её тоже свел. Скрипку со смычком. Знаешь, что означает эта наколка? Или пояснить?
Я кивнула. Конечно, знала. Слишком хорошо знала. Я же долго и тщательно лично выбирала наколку для Ильи, поэтому со всей основательностью подошла к этому вопросу.