Лиловые бабочки

Олька сокрушенно вздохнула, оторвавшись от просмотра телевизора.

— Что у них опять? — с осуждением в голосе произнесла она.

— Да блин, хрен их поймёт, — усмехнулся Коля. — Я их эвфемизмы не выкупаю. Тюлеша орёт, что Ванька какого-то ужа в штанах не удержал.

— Ну ясно, какого, — загоготал Егор. — У Куськи, видимо, было чрезвычайно плодотворное пробуждение. Мама дорогая, шо я так красиво не живу? Ванька, блин, та-а-акой затейник… Вот уж не знал.

* * * * *

Усталые, подравшиеся и злые, мы снова сидели на ступеньке подвала. На щеке Ваньки красовался огромный фингал, у меня на шее тоже какая-то длиннющая бурая царапина, а с другой стороны след, оставленный пальцами друга, когда он пытался меня отпихнуть от себя.

— Ты сейчас поднимаешься в нашу комнату и увозишь это туда, откуда взял, — зло процедила я. — Где ты вообще зимой раздобыл ужа? И почему он не спит? Змеи же зимой спят. Все нормальные змеи спят, верно? Но твой уж, видимо, особенный, а?

— Это Москва, детка, — вздохнул Ванька, стряхивая с себя подвальную пыль. — Ну… скажем так, я знал, где искать. Ладно, отвезу. Жаль, конечно, что они тебе не понравились…

— Их еще и несколько было? — ахнула я.

— Угу. Три. Два где-то тут ползают, в подвале. А один наверху, в спальне. Думал, покажу одного, потом других принесу…

— То-то хозяин домика будет счастлив, что у него в подвале змеи завелись, — криво ухмыльнулась я.

— Думаешь, обрадуется? — живо поинтересовался Ванька. — Может, тогда здесь оставим?

— Да ни в жизнь, — зябко подёрнула плечами я. — Увози свой серпентарий заводчику.

— Жаль, — цокнул Ванька. — Мне ужики понравились. Довольно милые.

* * * * *

Оценив наш убойный взлохмаченный и чумазый вид, друзья с ехидцей поинтересовались:

— Что в подвале в этот раз делали? Опять БДСМ?

— Не, — вытирая пот со лба, пропыхтел Ванька, — в этот раз другое. Просто ужа полчасика половили, и всё. Юркий такой, капец.

Костик пошло заулыбался.

— И как, удачно?

— А то, — охотно пояснила я. — Уж пойман, накормлен и доволен. Но пришлось потрудиться. Прятался, сволочь, хорошо. Пока достали… то, сё… все колени в хламину.

Алексей нервно поперхнулся.

— Бл…дь… ребят, ну всё понимаю… Но давайте как-то… ну не при нас, мы ж не идиоты, всё понимаем…

— Бро, я тебе отвечаю: просто ловили ужей.

— Ага. Зимой. И ужи тебе засосов на шее понаделали. Иди в жопу, Куся.

* * * * *

— Значит, всё-таки мои змейки тебя не впечатлили, — подергал носом Ванька, забирая пластиковую коробку с тремя ужами. — Жаль… Ты прямо как моя мама… Я ей в детстве на болоте наловил штук пять ужей. Думал, раз мне нравятся, то и ей понравятся, просто маме показать надо, что они миленькие. Принес домой в коробочке… а они расползлись по кухне, я крышку неплотно закрыл. Ор стоял выше неба. Мама страшно испугалась…

— Ну ты их хоть забрал обратно на болото?

— Нет, — хмуро пояснил Ванька. — Двоих ужей отчим топором прямо при мне зарубил. Вся кухня в кровище была, до сих пор эта сцена перед глазами… безголовые змеи бьются, извиваются… мама орёт… отчим матерится… жуть. А трое змеек в подпол уползли, расплодились там, к моей радости. Кстати, после этого мыши во всем доме, наконец, пропали, так что нет худа без добра.

— Сильно переживал?

— А как сама думаешь? — криво усмехнулся Ванька. — У отчима всегда на всё один ответ был — топор. Я и мышь так же приносил матери. Поймал в банку и на кухне оставил. Думал, обрадуется мышонку: такой симпатяга был. Я ему сыра накидал, водички в крышечке налил. Хотел себе насовсем оставить. А отчим ему голову лопатой чик-чик…

— И ты это видел?

— Конечно, — согласился мужчина. — Отчим всегда при мне это делал. Чтоб жизни научить. До сих пор это кровавое месиво во сне в кошмарах является. Сначала тела мертвых извивающихся змей, потом — ошмётки от ни в чём не повинного мышонка. А еще были головастики… бл…дь… чем ему головастики-то не угодили, они вообще из банки никуда вылезти не могли, пока в лягушат не превратились бы…

Так… ну вот она, одна из причин ночных кошмаров. По крайней мере, так стало чуть-чуть понятнее. Ладно. Я, смягчившись, произнесла:

— Эм… Вань… змей я всё-таки боюсь. Вот правда. Чисто инстинктивно. Но… если ты заведешь крысу или, скажем, шпорцевых лягушек — слова тебе не скажу, честно.

— А тритона или геккона? — оживился Ванька.

— Заводи.

— Тогда лучше аксолотля.

— Хорошо. Хоть хамелеона. Но ухаживаешь сам, а не перекидываешь на меня.

— Спасибо.

Забегая вперед, скажу, что Ванька вскоре завел шпорцевых лягушек. Они были довольно милые и забавные, но от них всё же пришлось избавиться. Как оказалось, эти заразы примерно в полночь начинают задорно квакать. А когда они квакали, спать в нашей «однушке» было совершенно невозможно.

Ощущение болота было незабываемым. Для атмосферы не хватало лишь зудящих над ухом комаров.