Лиловые люпины

— Все вы знаете, девочки, что у нас в 9–I есть ОДЧП. Оно организовалось давно, еще в прошлом учебном году, еще до моего приезда сюда. Тем удивительнее, что вы показали себя такими медлительными, такими безразличными к этому явлению, такими, извините, инертными. — Пожар легко и привычно выговорила взрослое слово. — Неужели нужно было ждать меня, новенькую, чтобы разоблачить это общество? Неужели вас ни капельки не обижало, что вами пренебрегают и скрывают от вас какие-то тайны? А они ведь совсем простые и, к счастью, почти безопасные. ОДЧП, к вашему сведению, это Опера, Драма, Частушка и Песня. Четыре девочки, активные комсомолки и хорошие ученицы, — Валя Изотова, Лена Румянцева, Таня Дрот и Лора Бываева— зачем-то решили организовать тайное общество для того, чтобы собирать и записывать, например, новые частушки и песни. Частушка — Лора Бываева, Песня — Лена Румянцева.

— А что делают Оупера и Драма? — поинтересовалась небрежно Тома.

— Опера, Таня Дрот, и Драма, Валя Изотова, ходят на оперы и на просто пьесы, без пения…

— На драматические спектакли, — вставила Тома.

— Да-да, на драматические, собирают программки и фотокарточки известных артистов, даже использованные билеты копят, и ведут тетрадку с кратким содержанием опер. Все, что узнали и достали, они рассказывают и показывают Частушке и Песне, а те им читают или поют новые достанные слова песен и частушек. Для этого они и собираются в Зеленинском садике после уроков, а потом идут к кому-нибудь домой, чаще всего к Лоре Бываевой. И не стесняются называть эти свои посиделки таким красивым научным термином — кол-ло-кви-ум, — с трудом на этот раз выговорила Пожар, — что означает собеседование.

— Но откуда, — твердым голосом, раздельно и веско, будто бронзовую каплю, роняя каждый звук, спросила Валя Изотова, — откуда, спрашивается, она все это берет? Кто дал ей эти сведения? Она ни разу не ходила с нами к Бываевой.

Наша староста и сама казалась бронзовой, увесистой: невысокая, крепкая, словно в гирьку слитая, со смуглым лицом волевой мужской складки, с бронзовыми проволочками жестко вьющихся волос между пробором и тяжким медным замком косичек; даже губы, сейчас сильно вбираемые вовнутрь суровым движением, представлялись тоже бронзовыми. Веская сила и собранность этого лица и сумрачно-золотистый его оттенок были по-своему привлекательны.

Лорка Бываева приподнялась со стула навстречу этим грозным, как начиненные порохом старинные бронзовые ядра, но одновременно беспомощно сознающимся вопросам Изотовой.

— А помнишь, у нас в комнате на дверях такие зеленые бархатные портьеры? — сказала она. — Так Пожарова за ними пряталась и французскими булавками к ним изнутри прикалывалась: устанет подслушивать, повисит на булавках и отдохнет.

9-I захихикал готовно: Лорка состояла его признанной и неизменной клоуншей.

— Не время, Бываева, — снова бронзово и четко уронила Изотова. — Не до булавок и всех этих твоих штучек.

Широкая, круглая и бледная рожица Лорки, покрытая до того сухой кожей, что мельчайшие ее частицы порой осыпались на черные лямки передника, обмякла под взглядом старосты. Исчезла, не успев разрезать лицо от уха до уха, и ее простодушно-лукавая, лунообразная, заготовленная уже улыбка, не раз выручавшая владелицу.