Мы набираем скорость, и я спрашиваю:
– Ты уже сказала как-там-ему про наши пробежки?
Кажется, я вижу тень улыбки.
– Крису? Нет!
– А скажешь?
– Да. Скажу, – говорит она.
И быстро бежит вперед. Я бегу за ней. Я готов следовать за ней куда угодно.
В воскресенье вечером я с сожалением пишу Бэйлор эсэмэс:
Я не отвечаю сразу. Я не могу контролировать ее действия. Но при мысли о том, что она побежит утром одна, мне хочется забить на тренировку и потерять шанс стать стартующим игроком в матче. Прежде чем я успеваю придумать еще одно сообщение, у меня вибрирует телефон.
Мое лицо расплывается в такой широкой улыбке, что у меня болят губы. Я практически слышу ее недовольный голосок и вижу, как она закатывает свои прекрасные глаза. Воспоминание о ее глазах заставляет меня задуматься о том, какого цвета футболка на ней сегодня. Но если я спрошу, во что она одета, это будет уже слишком.
Что? Что она имеет в виду? Она придет на матч или нет? Эта мысль преследует меня два следующих дня. На мои матчи никогда не приходил кто-то, на кого я хотел произвести впечатление. Ну, если не считать представителей университета.
Когда мы выходим на поле разогреться перед матчем, я оглядываю студенческий сектор. Я никогда не смотрел на трибуны. Никогда. До Бэйлор Митчелл.
Бэйлор Митчелл. Ее имя не выходит у меня из головы. Интересно, а какое у нее второе имя?
Примерно два часа спустя я выбегаю с поля. Я забил гол, правда, моей команде это, к сожалению, не помогло. Я должен быть рассержен. Должен злиться, что некоторые из ребят в нашей команде не выложились сегодня по полной. Но я могу только улыбаться – ведь я заметил Бэйлор, лучезарно улыбающуюся мне с трибун недалеко от выхода. Я смахиваю потные волосы с глаз и подмигиваю ей. И вижу тот самый очаровательный румянец, заливающий ее лицо, а она опускает взгляд.
Жду не дождусь завтрашнего утра.
– Скучала по мне в понедельник? – спрашиваю я Бэйлор на пробежке в среду.
– Нет, – говорит она.
– Врешь, – я смотрю на нее.
– Да, – отвечает она, глядя прямо перед собой.
– Ты уже сказала как-там-ему про наши пробежки? – спрашиваю я.
Она пытается не засмеяться.
– Крису? Нет!
Я улыбаюсь.
– Ты собираешься ему сказать?
Она нарушает традицию и говорит:
– Не то чтобы его должно волновать, с кем я занимаюсь спортом, но вот почему тебя так интересует, сказала я ему или нет?
– Потому что если бы он знал мои намерения, у него бы поджилки затряслись, – дерзко выпаливаю я.
Мне кажется, я слышу, как Бэйлор резко вдыхает, но она и так уже тяжело дышит, поэтому трудно сказать наверняка.
– Не затряслись бы, – возражает она. – Думаешь, мне стоит ему сказать?
– Нет, не надо! – тут же отвечаю я. – Пока ты ему не рассказала, у меня есть шанс.
– М‐м‐м… – размышляет она, – тогда мне, пожалуй, лучше ему сказать.
Мое сердце раскалывается пополам. Потом я смотрю на нее и вижу, что она прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Это вызывает у меня желание опрокинуть ее на землю.
– Ну да, конечно, – произношу я вместо этого.
Я обгоняю ее и бегу впереди, чтобы она рассмотрела хорошенько, от чего отказывается.
Я слышу, как она фыркает, а потом догоняет меня.
– Не льсти себе, Макбрайд, – говорит Бэйлор и ускоряется до нашего обычного темпа.
Во время заминки я говорю:
– Извини, но в следующий понедельник я опять пропущу пробежку. В пятницу мы уезжаем в Нотр-Дам на матч и вернемся только в понедельник вечером.
– Ничего страшного, – говорит она, когда мы добираемся до ее общежития. – Тогда я побегаю в Фетцер-Холле.
Она смотрит на меня искоса, потому что знает, что я улыбаюсь.
– Жаль, что не смогу побыть Спасателем Бэй, – говорю я.