Лиловый (I)

-- Эра господства человеческого мастерства, -- поправился будто он. -- Дар лежит за гранью материального, это царство души. Ты ведь пиротехник, верно?

-- Да, -- кивнул Леарза.

-- Иначе говоря, ты управляешь огнем. Острон тоже управляет огнем, но он делает это силой воли, а ты -- ловкостью рук, -- Анвар будто подмигнул ему. -- И ты думал, что будущее именно за руками человека.

-- Да, -- почти удивленно отозвался парень. Потом опустил голову. -- Но я ошибся, господин Анвар. Будущее за силой воли... вряд ли мои жалкие поделки могут сравниться с Даром. Я самонадеянно считал, что когда-нибудь люди научатся делать чудесные вещи, которые раньше называли магией, только при помощи ума и рук. Но как подумаю... я тоже могу поселить огонь в ладони, но для этого мне нужно столько приготовлений, а ему -- ничего не нужно. Просто захотеть.

-- Главное -- результат.

-- Но...

-- И не менее важно, -- назидательно добавил Анвар, -- что способ, которым это делаешь ты, доступен всем. А вот способ Острона, к сожалению, доступен ему одному.

***

Сабаин Кафза был большим селением, надежно окруженным высокой каменной стеной, и почти удивительно было видеть, как спокойно встречают чужаков его жители: никто из них и слыхом не слыхивал о несчастье, случившемся в сабаине в трех днях езды отсюда. Конечно, люди собрались на площади поселка, потому что путешественники в этих краях были чрезвычайно редки, и восемь старейшин Кафзы лично вышли встречать их; Бел-Хаддата они явно знали, потому, когда отряд остановился на мощеной булыжником улице, высокий беловолосый старик спросил его:

-- К кому это ты нанялся в проводники, Ворон?

-- К Одаренным, -- коротко ответил тот, и в толпе, окружившей их, пронесся недоверчивый вздох. Острон и Сунгай тем временем пробрались между лошадьми вперед, встали по обе стороны от Бел-Хаддата.

-- Мир вам, почтенные старейшины, -- сказал Сунгай. -- Мы действительно Одаренные и пришли в Халла с юга, из города Ангура на берегу реки Харрод.

-- И тебе мир, -- отозвался старик, -- пойдемте же со мной, негоже разговаривать посреди улицы.

Их отвели в круглое приземистое здание аштемара, холл собраний сабаина; усадили на расшитые подушки, церемонно предложили пиалы с водой. Высокий старик явно был самым главным среди старейшин, он представился, как Юсуф, сын Кемаля, и вежливо выслушал рассказ Острона; на его морщинистом лице было откровенное недоверие, но когда Острон передал слово Леарзе, который и поведал, что случилось в сабаине Кфар-Руд, недоверие плавно перешло в тревогу. Старейшина Юсуф точно знал господина Михнафа и его сына, наверняка слышал и о молодом пиротехнике.

-- Хубал милостивый, -- произнес старик, когда Леарза закончил говорить. -- Да примут боги их несчастные души. Мы с радостью приютим тебя, Леарза, не сомневайся в этом.

-- ...Спасибо, господин Юсуф, -- тихо, но твердо отозвался парень, -- только я не останусь в Кафзе. Я должен идти вместе с Одаренными.

-- Но ты не воин, -- удивился будто старейшина. -- Ради чего обременять их...

Острон мягко сделал знак, и Юсуф замолчал.

-- Это последняя воля господина Михнафа, -- сказал нари. -- К тому же, Леарза действительно несколько часов отбивался от толпы одержимых в одиночку, господин Юсуф, вряд ли справедливо говорить о нем, что он не воин.

На том Леарзу оставили в покое; старейшины Кафзы с радостью предложили путникам заночевать на постоялом дворе сабаина, и Элизбар сам, хоть и скривился, сообщил, что он Одаренный Ансари, так что если кому нужен лекарь, то вот он.

Когда они шли по узким улочкам сабаина, Абу Кабил, оказавшийся рядом с Бел-Хаддатом, лукаво осведомился:

-- Значит, в сабаинах тебя зовут Вороном?

-- В разных местах меня зовут по-разному, -- отозвался тот с каменным лицом. -- На западе я больше известен как Ворон, в Визарате меня знают, как Кваддару -- из-за моего меча. В далеких деревушках у Внутреннего моря меня называют Пумой.

-- Никогда не задерживаешься на одном месте, значит.

-- Как ты мог заметить, ассахан, -- угрюмо сказал Бел-Хаддат, -- у меня просто дар -- вызывать к себе неприязнь.

-- Может, стоит сделать лицо попроще, -- радостно предложил ему Абу Кабил. -- И люди к тебе потянутся! ...И кваддару свою убери.

Холодный острый кончик медленно убрался назад под полу черного бурнуса.

-- Со мной лучше не шутить, -- предупредил Ворон.

-- А то что?

-- А то все узнают, из чего ты сделан, -- еле слышно прошипел тот.

Этот разговор слышал Острон, шедший позади; про себя нари почти недоуменно подумал: "ну и ну, этого Бел-Хаддата даже Абу не в состоянии смягчить своим добродушием".