Лиловый (I)

Последние дни прошли бурно. Прибывали племена. Рыжий плут Таймия с отрядом последователей Джазари, вооруженных шашками и алебардами, прибыл на следующий день после него. Они несли свои зеленые знамена и бодро пели походную песню, они представляли собой знатное зрелище, тысяча отборных бойцов Джазари в блестящих кольчугах. Предпоследним явился Салим, и тоже во главе полуторатысячного отряда последователей Сирхана, глаза Салима были дикими, как и всегда, а на его плече сидел его любимый орел.

И вот сегодня, когда Набул и Таймия уже решили, что он не явится, -- он приехал.

Один.

Под белым бурнусом -- весь в черном и на вороном жеребце.

-- Мы уже думали, что ты не приедешь, Джахар, -- хмуро сказал Мансур Эль Масуди, встречавший его на ступенях крепости Бурдж-эль-Шарафи.

-- Ты знал, что я приеду, -- возразил тот, спешившись. Ветер трепал его каштановые волосы. У него были странные глаза; глаза, которые никогда не нравились Эль Масуди. В них было что-то... но Эль Масуди знал, что он видит будущее, и потому не придавал взгляду Джахара особого значения.

-- Я -- да, но не остальные.

Эль Кинди коротко усмехнулся однобокой усмешкой. Взглянешь -- как ни крути, не боец. Низкорослый, худой, неуклюжий как будто. Ходит так, словно боится споткнуться. Черты лица мелкие, ломкие. Эль Масуди, впрочем, как никто другой знал, что впечатление обманчиво.

Он схватился бы с Абу Катифой или Салимом, с Набулом или Таймией; но он опасался Эль Кинди. Эль Кинди всегда знает, как ты поставишь ногу и когда поднимешь руку. Эль Кинди всегда делает то, чего ты ждешь от него меньше всего.

-- Я должен сказать тебе, -- произнес Джахар, хмуря тонкие брови. Его странные глаза смотрели на Мансура в упор. -- Ты не одобришь этого и не поймешь, но я должен.

-- Ты знаешь, что ждет нас в будущем, -- усмехнулся Эль Масуди, -- ты об этом хочешь говорить со мной?

-- Конечно. Я знаю, -- в уголке рта Эль Кинди залегла будто горькая складочка, но ему могло и показаться. -- Вы отправитесь в этот поход и одержите победу. И я знаю также то, что если что-нибудь из того, что я скажу здесь и сейчас, нарушит установленный ход событий, я сойду с ума. Я готов пожертвовать своим рассудком, Мансур. Я всем готов пожертвовать. Я заклинаю тебя, откажись от своей идеи.

-- О чем ты говоришь, -- без выражения сказал Эль Масуди.

-- Этот поход принесет куда больше горя, чем ты можешь представить себе. Вы принесете потомкам Эльгазена победу, но ваши потомки будут страдать. Я видел будущее на много лет вперед, и оно ужасно, Мансур. Я предпочту сойти с ума и ничего больше не видеть, чем видеть... такое.

Он молчал, глядя на Эль Кинди долгим взглядом.

Он знал этого ублюдка долгие годы, с самого детства, и никогда не мог доверять ему до конца. Он считал, это было из-за легкого беспокойства, возникавшего в присутствии Эль Кинди: тот знал, что ты сейчас скажешь или сделаешь, и это невероятно раздражало.

Теперь он понял, что это было не единственной причиной.

Эль Кинди никогда не говорил правды о своих видениях.

-- Ты трус, Джахар, -- глухо произнес Эль Масуди. Его лицо потемнело. -- Признайся, ты лжешь мне. Ты видел нашу смерть. Видел и испугался ее, и решил, будто безумие предпочтительней смерти.

-- Я клянусь Хубалом, -- кротко сказал Джахар.

-- Я не верю ни тебе, ни твоему Хубалу!

Жалкий трус! Трус и червяк, предатель! Предпочесть безумие смерти, что может быть... глупее, позорнее!

Трус! Трус! Предатель!..

Трус, звучал в голове холодный бесполый голос. Предатель. Твоя кровь все-таки открыла тебе правду, нари.

Вдох. Выдох. Лед растекается по телу... если у него есть тело.

В такой кромешной тьме было не разглядеть.

Отголоски ярости Эль Масуди все еще бродили по жилам... по призракам жил.

-- Заткнись, -- сказал Острон. -- Что ты можешь знать об этом.

Но я знаю, был ответ. Ведь я -- Асвад, убивший Эль Масуди и его соратников.

-- Ты врешь!

О нет. Эль Масуди погиб в моем городе, нари. Возможно, если ты доберешься до Эль Габры, ты найдешь его останки. А может, и не найдешь... знаешь, после того, что тогда случилось, от него, скорее всего, даже пыли не осталось.

-- Оставь меня в покое!

Так проснись, глупый нари. Пока что я еще недостаточно овладел тобой, чтобы ты мог слышать мой голос наяву. Проснись и не ложись больше спать. Мучайся. Страдай. Наконец ты сойдешь с ума от отсутствия сна.

Острон усилием воли взял себя в руки. Это всего лишь сон. Темный бог не может ничего сделать ему, как бы ни желал. Это всего лишь сны, всего лишь разговоры.