Острон нахмурился: "до чего же...
Он не ожидал, что проснулся не первым, и вздрогнул, когда дверь, ведущая во внутренний двор трактира, открылась; в холл вошел Искандер, державший свой платок-мауд в руке, и лицо у маарри было мокрое.
-- Сегодня решающий день, верно? -- заметил тот, глядя на Острона. Острон пожал плечами.
-- По мне, все и так решено. Во всяком случае, я никого насильно за собой не потащу, кто следует за мной -- тот делает это добровольно.
Искандер постоял, будто рассматривал нари, и глаза у него были такие светлые, почти как у Исана; потом маарри опустился на табуретку напротив.
-- Мне кажется, ты все больше и больше становишься похож на Эль Масуди, Острон, -- сказал он наконец. -- Такого, каким его изображают в сказках.
Острон смутился.
-- Что ты, я совсем не такой... величественный.
-- Но он был суровым, верно?
-- Да, -- согласился он, прежде чем успел сообразить: действительно, Эль Масуди, тот, каким был... сам Острон во время снов, был суровым и угрюмым бойцом, мало того, вспыльчивым, и Острон вчера на самом деле вспылил совсем как свой далекий предок, хоть и не отдавал себе в этом отчета.
Но Искандер, впрочем, не мог знать ничего о настоящем Эль Масуди, только сказки. Сам он, между тем, был тоже чем-то похож на Абу Катифу, лишь повзрослевшего и посерьезневшего; задумавшись, Острон решил, что таким Абу мог бы стать несколько лет спустя, если бы выжил в битве при Эль Габра.
-- Мне временами... снятся сны, -- признался Острон. -- О времени Эль Масуди. Возможно, это говорит кровь: я ведь его потомок. А что снится тебе, Искандер?
Маарри помолчал, отвел взгляд. У него были четкие черты лица, будто высеченного из камня, строго правильные.
-- Я часто вижу во сне Раяну, -- потом глухо ответил он.
Острону стало неловко, и он ничего не сказал на это; Искандер потом поднялся по лестнице в свою комнату, а Острон остался сидеть. Судя по звукам, люди просыпались по всему сабаину, солнце уже бросило свои первые лучи на мощеные улицы. Острон недолго оставался один; спустился Леарза, молодой китаб поводил плечами и морщился, а, увидев Острона, спросил:
-- Слушай, а у тебя тоже так сильно болели руки, когда ты учился владеть ятаганом?
-- Ты взялся за ятаган? -- удивился Острон.
-- Ну да, -- Леарза будто смутился немного, припомнив что-то. -- Бел-Хаддат... согласился учить меня. Наверное, мне нужно было попросить тебя, но у тебя и так много забот...
Острон поднял брови.
-- Не исключено, что сегодня Бел-Хаддат откажется идти с нами, -- заметил он. -- ...Что тогда будешь делать ты, Леарза?
Их глаза встретились. Китаб смотрел прямо, чуть склонив голову набок. Он больше всего напоминал собой мальчишку, лохматый, низкий и худощавый, но взгляд у него в тот момент был совсем взрослым.
-- Ворон пойдет с нами, -- сказал Леарза. -- Я знаю, ты не доверяешь ему, Острон. Но
Следующим со второго этажа спустился Сунгай, почти сразу вышел во двор: каждое утро к нему слетались птицы, принося новости со всего Саида. Леарза остался сидеть с Остроном, расспрашивал Одаренного нари о том, как тот учился владеть клинком, и тот как раз вспоминал, как его еще мальчишкой учил дядя, когда Сунгай вернулся со двора, и темное лицо джейфара выглядело встревоженным. Острон сразу заметил это и резко оборвал себя на полуслове.
-- Дурные вести, -- подтвердил Сунгай. -- Одержимые сумели перебраться через Харрод на востоке и атаковали поселения. В большинстве люди успели бежать в Ангур, но...
-- Проклятье, -- Острон поднялся на ноги; Леарза остался сидеть, но взгляд его посерьезнел. -- Это уж точно не оставляет перед нами выбора. Надо скорей выдвигаться в путь! Буди тех, кто еще не проснулся, -- и с этими словами он сам побежал на второй этаж.
Не прошло и получаса, как все путники собрались во дворе трактира, готовые отправляться. Острон распихал Хансу и Элизбара, остальных вроде созывали Сунгай и Леарза, и он не был уверен, кто из них позвал Ворона (и звали ли), но и Бел-Хаддат, и Дагман с Абу Кабилом, как ни в чем ни бывало, были тут в полном сборе.
-- Бел-Хаддат, -- холодно окликнул того Острон. -- Мне кажется, вчера мы не закончили разговор.
-- Какой еще разговор, -- отозвался тот, и его глаза сверкнули льдом в утреннем солнце. -- Если ты об