Лиловый (I)

Понемногу оживились и остальные; ночь была смурная, они опять не останавливались отдохнуть, только на час вечером, и многие точно так же, как Острон, по кочевничьей привычке дремали в седле, один Леарза сидел с таким озадаченным видом, будто в голову ему пришла какая-то странная мысль. Но китаб вообще часто так выглядел и сам признавался, что ему вечно приходят всякие мысли, которые остальным казались нелепыми: предположения, отчего весной идут дожди, или идеи насчет очередной какой-нибудь взрывающейся штуковины, или внезапные раздумья о том, что находится за горами Талла и дальше на юг. Однажды он и вовсе предположил, что, возможно, земля круглая, и если долго-долго идти на север, за горы Халла (точно Леарза не знал, что там, только слухи и сказки), то рано или поздно придешь к горам Талла с юга. Ханса и Элизбар, слушавшие его, долго потом смеялись и заявили, что если б земля была круглая, все бы с нее давно попадали. Леарза в ответ спросил их, отчего тогда им не видно горы Талла отсюда, но сам же и придумал, почему: воздух, наверное, на самом деле не такой уж прозрачный, заявил он.

Открыл глаза и Исан, первое, что он сказал, было:

-- Впереди орда одержимых.

-- Очевидно, осаждающие Ангур, -- пробормотал Сунгай. -- Скоро уже, должно быть, мы вступим в драку.

Он был прав; спокойной их дорога оставалась не более часа, солнце только успело взойти полностью, показав свой огненный живот над песками, когда ехавшие впереди Сунгай и Острон заметили белые стены города и темное море под ними: атакующих. Они закричали, и верблюды перешли на галоп; отряд растянулся длинной цепочкой, минуя один гребень бархана за другим, наконец Острон счел, что расстояние достаточное, и впереди них зародилась стена огня, поначалу темно-малинового и невысокого, затем пламя стремительно побежало вперед, оставляя после себя раскаленный песок, становилось выше и выше, светлело, пока не стало совершенно белым.

-- Во имя Мубаррада! -- закричал Острон, вскинул руку; огонь, слушавшийся его, настиг мечущихся безумцев и разошелся во все стороны с громким треском. Запахло паленым.

Потом уже, когда треск огня стих, они услышали крики со стен города. Волна пламени расчистила дорогу до восточных его ворот; верблюды не останавливались, хотя, должно быть, горячим песком им обжигало ноги, и неслись нелепыми гигантскими скачками, ворота вдруг распахнулись им навстречу, и оттуда высыпали воины в блестящих кольчугах.

-- В атаку! -- кричал высокий беловолосый человек, скакавший на лошади впереди всех, и в груди у Острона радостно екнуло: он узнал в этом человеке Муджаледа.

Фарсанг двадцать третий

Бежево-песочные стены домов Ангура встречали их и были нисколько не изменившимися за прошедшее время, но что изменилось, так это лица жителей; хотя при виде отряда Одаренных, ехавшего в сопровождении только что вернувшихся с битвы лучших мечников Муджаледа, чьи доспехи были покрыты кровью врага, на лицах вспыхивала надежда, и многие кричали с радостью, все же было заметно, что город переживает не лучшие времена.

Подозрение поселилось в сердцах жителей города, заставив их смотреть друг на друга с опаской.

Муджалед, сильно похудевший, но по-прежнему державшийся прямо и уверенно, провел Одаренных в Эль Каф, вызвав у Острона удивление. Заметил это и негромко пояснил:

-- Старейшины Ангура давно уж уступили Эль Каф мне, объявив меня во всеуслышание главнокомандующим стражи Эль Хайрана... хотя, пожалуй, это название несколько устарело. Сейчас там располагаются люди, помощь которых мне может потребоваться в любой момент. Думаю, будет только правильно, если сами Одаренные также остановятся в сердце города...

-- Появилась еще одна стража, -- усмехнулся Абу Кабил, шедший сразу позади них. -- Северная, как они себя называют. Эти ребята патрулируют Саид на севере, как можно догадаться, и сопровождают беженцев в горы Халла, к китабам.

-- ...Хорошо, -- не сразу отозвался Муджалед, осмыслил услышанное. -- Я делаю все, что могу, но я всего лишь человек.

-- Что с прибрежными селениями? -- спросил его Острон. -- Все люди добрались сюда?

-- Да, но здесь места не хватает, -- пояснил командир. -- Мы переправляем, кого можем, в Набул на западе, нахуды, чьи корабли раньше ходили туда, говорят, что там поспокойнее, да и город тоже неплохо укреплен еще с давних времен.

-- Набул, -- пробормотал Острон. Набул, вотчина прославленного Одаренного Ансари, который после блистательной победы в Эль Габра единственный из героев вернулся домой и жил еще долгое время на своей родине; город, укрепленный еще в его эпоху, назвали в его честь.

Острон... Эль Масуди хорошо знал Набула, красивого золотоволосого юношу, чье жизнелюбие ничто не было в состоянии угасить.

-- Каким образом одержимые перебрались через Харрод? -- спросил Сунгай, шедший с другой стороны; они поднялись по длинной лестнице и наконец оказались на площади перед Эль Кафом, чей купол блистал на солнце. -- Птицы лишь сообщили мне, что на северном берегу их вдруг стало очень много.