Лиловый (I)

-- Но командир...

-- Надежды нет, -- с нажимом перебил его Косматый. -- Все, что нам остается, -- это покончить с собой!

-- Командир!..

Он хотел кричать, но у него не было легких, не было рта. Он видел, как Муджалед быстро занес кинжал, что держал в руках, и резко опустил его.

Марево застилало холл. Он не хотел видеть этого, он хотел проснуться...

И не мог.

Ангур пал, прошелестел бесплотный голос. Бравый командир Муджалед свел счеты с жизнью. Его душа досталась мне.

-- Это неправда, -- возразил Острон, чувствуя невыносимый холод. -- Этого не может быть! Только не Муджалед. У него всегда была большая сила воли. И Муджалед точно верит в нас. Ты обманываешь меня, темный бог!

Ничуть, ответил голос. Вы все связаны воедино. И всех вас ждет одна судьба...

-- Нет...

Наконец холод стал куда более осязаемым, и Острон сумел открыть глаза. Он резко сел на месте и набрал воздуха в легкие; сон.

Это всего лишь сон, убеждал он себя.

Но если Ангур действительно пал... Нет, не может этого быть. Когда они покидали город, -- а ведь это было едва ли месяц назад! -- все там было таким... надежным.

И Муджалед смотрел прямо и говорил, что не видит никаких снов.

Это был всего лишь сон. Очередная ложь темного бога. Наверняка он опасается их: ведь они уже забрались в его владения и идут все дальше, и ничто не останавливает их.

...Но они теряют людей. Люди умирают, чтобы он, Острон, шел дальше с неведомо какой целью... что, если там, в Эль Габра, он не сумеет ничего понять? И Абу Кабила, на которого он так надеялся, больше нет. Абу Кабил!.. Кто еще погибнет на этом пути, даже если сами Одаренные выживут? Алия, Дагман? Лейла? Сафир?..

На какое-то мгновение им овладело такое отчаяние, что Острону расхотелось даже дышать. Он вдруг отчетливо осознал, что, скорее всего, умрет. Ведь даже великий Эль Масуди не выжил. Хотя бы он одержал победу...

Эта мысль неожиданно помогла ему одолеть приступ отчаяния; Острон вновь вдохнул полной грудью. "Пусть я умру, -- подумал он. -- Пусть все мы погибнем. Даже... даже Сафир. Если мы перед смертью сумеем одолеть темного бога... все равно кто-нибудь выживет. И потом наступит мир..."

Под утро (если это можно было так назвать) с севера прилетела большая некрасивая птица; люди в лагере сначала переполошились, потому что это был пустынный стервятник с лысой шеей, крупной головой и кривым клювом, но Сунгай все же поднял руку, чтоб они молчали: птица опустилась на камень перед джейфаром. Какое-то время они разговаривали.

-- Что он говорит? -- встревожился Острон, которому в голову сразу пришла ужасная мысль: эта птица прилетела, чтоб подтвердить его кошмар.

-- ...Что одержимые осаждают Ангур, -- не сразу сказал Сунгай, поднял голову. Его лицо показалось Острону в тот момент твердым, будто маска; под глазами Сунгая были мешки, и темная борода уже совсем закрыла его подбородок, подчеркивая, насколько джейфар бледен.

-- И что город?.. -- с нетерпением спросил Элизбар.

-- Стоит.

У окруживших Сунгая людей вырвался единый вздох облегчения.

Все-таки темный бог солгал! В душе у Острона вспыхнула яркая надежда. И Муджалед жив, он не поддался сумасшествию, и город стоит...

Сунгай между тем медленно опустился обратно на свой бурнус и какое-то время сидел, глядя на черную воду озера.

Фарсанг двадцать седьмой

Холодные камни, узкие и высокие, стояли вокруг них, похожие на человеческие фигуры. Время от времени кто-нибудь все же вздрагивал, когда им мерещилось, будто один из камней пошевелился. Но Исан, шедший впереди всех, молчал, и это значило, что одержимых поблизости нет.

Только камни, песок и вечная ночь.

-- Отчего эти камни так стоят тут? -- спросил Леарза у Исана сразу же, как только путники дошли до этого странного места. -- Тут когда-то жили люди?

-- Не знаю, -- отозвался белоглазый. -- Меня это никогда не интересовало. В Хафире много странных вещей.

-- Когда мы одержим победу, я вернусь сюда и буду их изучать, как господин Анвар, -- признался китаб. Исан только фыркнул и ничего не ответил ему тогда.

Любопытства Леарзы остальные не разделяли; всем им хотелось поскорее выбраться отсюда. Каменный лес, как сообщил Исан, тянулся вдоль всего восточного края Мазрим Хадда, но к самой пропасти вплотную приближаться он не собирался, вел своих спутников в обход. В некоторых камнях встречались и отверстия, но хотя Острон однажды решился заглянуть туда, ничего там не увидел, кроме соседних камней.

Холод в последние дни стал совершенно нестерпимым. Изо рта при дыхании шел пар; когда они останавливались отдохнуть, -- ночлегом это уже назвать было, скорее всего, нельзя, -- Острон разжигал огромный костер, и они жались вокруг огня. Все теперь боялись спать; сам Острон, даже если не была его очередь нести караул, подолгу сидел с открытыми глазами возле Сафир, и на его лице было легкое беспокойство. О чем он думает, никто не знал, но все догадывались.