Потом утвердительно кивнул.
-- ...Ничего, -- хорохорясь, сказал Острон. -- Есть и другие города. Города-крепости Халла, Набул. Я не верю, что все они пали. Наверняка...
-- Острон, -- тихо окликнул его Сунгай. -- Острон... ведь мы уже четвертые сутки, не меньше, идем по Хафире, и до сих пор встретили так мало безумцев... может ли быть, что темный бог всех их бросил на север?
Острон замолчал. Потом стиснул кулаки и возразил джейфару:
-- Быть может, и наоборот. Быть может, он боится нас и стянул все свои силы к Эль Габра, чтобы не дать нам попасть туда.
-- ...Я хотел бы в это верить. Пойдем, а то еще остальные потеряют нас.
***
Они брели по серому песку в нескончающейся ночи, и казалось, что они уже сами не знают своего направления, просто идут, потому что остановиться невозможно, если остановишься -- замерзнешь насмерть. Каменный лес закончился, и Мазрим Хадда на несколько часов темнела по правую сторону, но потом и пугающая пропасть истаяла в мгле, а они все шли и шли, и Острону казалось, что это никогда не закончится.
Он вздрогнул и поднял голову. Спутники молчали: у всех было мрачное настроение, и лица их выражали его. Потерянным выглядел даже Ханса, шел рядом с Лейлой и смотрел перед собой, будто обдумывая что-то неутешительное.
Показалось?..
Эти сны, уныло подумал Острон. Это все проклятые сны. Стоит прикрыть глаза, и уже его голос где-то поблизости, кажется, обернешься -- и увидишь мутное серое пятно, но пятно всегда было за гранью сознания, а голос...
Временами поднимавшийся легкий ветер шебуршал песком, а ему мерещился в этом шорохе голос. Звучали шаги идущих людей, а он вдруг начинал разбирать в шагах чьи-то слова... по коже бежали мурашки, но не из-за того, что поблизости были враги: никого не было, после нападения в каменном лесу темный бог будто оставил их в покое...
Нет. Слуги темного бога оставили их в покое. Но не он сам.
На какое-то мгновение Острону показалось, что он спит, и достаточно проснуться, чтобы голос исчез. Быть может, он проснется в светлой уютной комнате, и друзья скажут ему, что он просто долго болел...
А потом он уже знал истину.
Темный бог был слишком близко, и его голос достигал его ушей безо всяких снов. Острон огляделся по сторонам; слышали ли эти слова его спутники?.. Он не мог знать наверняка, их лица были мрачным, но они все продолжали угрюмо идти вперед, Исан во главе, и резко вспыхнула мысль: куда ведет их белоглазый, не желает ли завести на погибель?..
Подозрения на руку темному богу, одернул он себя.
Это ложь, упрямо повторил про себя Острон. Воздуха в легких отчего-то не хватало, и стало трудно дышать. Вновь поднялся ветер, но легче не становилось.
Острон попытался совсем не думать. Ему было страшно, что на любую мысль у темного бога найдется ответ, столь же... пугающий.
Они шли и шли, и он не заметил, что Исан время от времени оглядывается на остальных; наконец белоглазый подал голос:
-- Мне кажется, пора остановиться на отдых.
-- Верно, -- буркнул Бел-Хаддат, шедший позади всех. -- Плететесь, как на казнь.
Его слова зачем-то разозлили Острона, но нари смолчал. Сунгай и Исан вдвоем выбрали место, где остановиться, и Острон покорно поджег сухое корявое дерево, стоявшее там в гордом одиночестве; неподалеку поблескивала черная вода очередного крошечного озерца. Люди расселись вокруг кое-как, не стремясь устроиться удобнее, и снова воцарилась тишина. Бел-Хаддат и Алия встали на стражу, хотя караулить не было особой нужды: все равно никто не спал, и Острон сидел, глядя в пламя пустыми глазами.
Ворон стоял поодаль от остальных и курил очередную самокрутку, -- и как еще у него до сих пор не кончился табак?.. -- когда Леарза подошел к нему и встал рядом. Китаб был обеспокоен, но тема, которая волновала его, вряд ли озадачила бы кого-то другого; поговорить ему было больше не с кем.
-- Что? -- коротко спросил Бел-Хаддат, не посмотрев на юношу.
-- Воздух, -- тихо отозвался Леарза, оглянулся: никто не обращал на них внимания, взгляды большинства были устремлены в костер. Вечная тьма пугала их, костер немного уменьшал этот страх. -- Ты же тоже заметил, правда? Чем дальше мы идем, тем труднее становится дышать.