«Лимонка» в тюрьму

– Вообще я льгот по этому закону не терял, против которого выступил с товарищами, – эти льготы вы теряете, но бог с вами, руки-ноги есть. Окупите на службе. А вот что делать инвалидам и ветеранам войн и труда?

Минибаев стал расшаркиваться, что мне тут никто не желает зла и если захочу – я буду в клубе работать – в газете.

– Ты, я вижу, не преступник, так что будешь сидеть и писать статьи.

– Тут, – отвечаю, – ещё одна проблема. Меня не зря сюда погнали за тысячу километров. И наверняка тут масса несправедливости происходит. Я не слепой и, к примеру, вижу, как тут подобно рабам осуждённый снимает кепку, кланяется и после этого здоровается. Очень показательный момент. Уверен, что после пощёчины царю мне долго выбирали место. Мне вы житья не дадите, факт. Вы-то, может, и благодушно ко мне настроены, но меня перемалывать система собирается здесь серьёзно. И вы тут ничегошеньки поделать не сможете, даже если захотите.

По-моему, я был убедителен, и он, ещё немного поговорив со мной, порекомендовав мне «подумать серьёзно» и «перестать дурить», вызвал Бармена и отправил меня в этапку. Сделал он это как-то неуклюже, будто спихивал меня скорее. Так прошло наше знакомство.

Минибаев был одной из самых серьёзных фигур среди офицеров среднего звена. Но он привык воевать с преступниками классическими, движимыми меркантильными интересами. У меня мотивы и цели были совершенно иные, что ломало все привычные схемы. На мой взгляд, ему нужно было от меня только одно: подписать бумаги. А дальше будет проще.

«Никогда не делай того, чего они от тебя хотят и требуют, это первый ориентир. Не общайся с теми, кого они хвалят, не верь в то, на чём они клянутся. Не жди того, чего они обещают. Потому что им нужно от тебя только одно, что держит тебя и привело сюда, в автозак твоей души. Её продажа…» – чётко и точно определил и расставил всё по своим местам старый зэк в «столыпине», и это теперь постоянно стучит в голове. У них зарплаты, а у тебя вера святая, Бог не оставит, примет как полагается.

«Крест»

На следующий день меня с подозрением на чесотку отправили в тюремную больницу, «на крест». После осмотра диагноз подтвердился. Мне повезло, что болезнь ещё не особо распространилась, только несколько пятен. Видимо, где-то перед самой отправкой я подцепил-таки чесотку, которой болела добрая треть тюрьмы.

«На кресте» меня поселили в изолятор, куда сажают заключенных с БУРа и ЕПКТ. Там всё было сделано как в камерах ШИЗО. Каменная параша, над унитазом железный кран для умывания – если сидишь на унитазе, кран упирается в спину. Из камеры не было выхода в другие палаты. На окнах – светонепроницаемые реснички. Разница только в том, что здесь шконка не пристёгивалась и на ней сидеть можно было сколько угодно. Ещё тумбочка с умывальными и другими принадлежностями была тут же в камере. Я мог попросить кипяток и заварить себе чай, который держал здесь же. Короче, рай по сравнению с камерами ШИЗО/ПКТ.

Нормальный изолятор на четыре места тоже был, только там обычно жил старшина больнички. Спокойный и интеллигентного вида высокий парень. Там стоял телевизор, и туда ложились или косяковые, или дети состоятельных родителей. Я успел пообщаться с некоторыми, когда выходил курить на улицу. Там я познакомился с Дельфином, тоже неписаным. Бармуда был именно его подельник.

Подозреваю, что меня вообще туда поместили немного припугнуть одиночной камерой. Дельфин мне сказал, что будет очень тяжело и что он отнесётся с пониманием, если я не выдержу.

Другие арестанты, узнав, что я не пишусь, говорили, что через пятнашку или максимум месяц ждут меня в пятом отряде. Там был старшиной Слон. Бывший блатной, которого в своё время Прохоров перетянул в «козлы» и который издевался над осуждёнными, гоняя их часами по плацу в тридцатиградусный мороз и тридцатиградусную жару, в метель и ливень под песню: «У солдата выходной».

Пятый отряд назывался ещё «спецназ девятки». Ни в каком отряде не было таких жестоких условий, как в пятом. Оттуда часто попадали в ШИЗО, и именно там и был настоящий ад для непокорных.

Башкирёнок

Башкирёнок всегда хитро и глуповато улыбался, подобно восточному визирю, отвечающему за хорошее настроение государя и более чем сведущему в дворцовых интригах.

Сидел он за групповое изнасилование и убийство жертвы. Жертва оказалась ещё и бабушкой. Со слов зэков дело обстояло следующим образом. Он, по-моему, был самым младшим и это преступление совершил в 16 лет с двоими своими братьями, изнасиловав и убив свою собственную бабушку. Башкирёнок состоял на очень хорошем счету у администрации и занимал постоянно самые лучшие посты, которые доверяют зэкам. Например, когда меня только этапировали в лагерь, он был старшиной самого крупного в лагере заводского склада.