Читаем «Лимонка» в тюрьму полностью

12 сентября: 92 дня Это старый армейский прикол – к приезду высоких гостей красить газон. Здесь не армия, это зона. Здесь по приколу к приезду высоких (в нашем случае это были китайцы – так что не такие уж высокие) гостей решили замаскировать ободранную и незаштукатуренную стену под газон. Они просто натянули во всю стену зелёную масксетку. Мы даже подумали сначала – готовятся к учениям (или на свободе там что-то творится, а мы не знаем?). Вечером прошёл дождик, и к утру чудо-сетка источала ни с чем не сравнимый запах и комаров… В общем, это уже не газон получился. Вертикальные болота made in Можайск, встречайте! Но было это не сегодня и даже не вчера, а вспомнила я это по аналогии с той замечательной работой, которую мне сегодня поручили. Дело в том, что в промере накопился рубашечный лоскут (полоски ткани 5–50 см шириной, остатки). И накопился он там в связках и на вес, а надо, чтобы он был в рулонах и на метраж. Он, конечно, никому не нужен, но это единственный способ списать эти чёртовы остатки. А уж если эти, будь они неладны, остатки найдёт какая-нибудь комиссия… Вот работу по преобразованию мне и поручили. Мне нужно всего лишь сшить эти куски между собой и смотать в рулон. Для начала вывезли 100 кг. И всё было бы ничего, если бы была у меня хоть тень подозрения, что их на самом деле будут списывать, ведь опять же руки не дойдут. Просто раньше прятали от всех комиссий связки лоскута, а теперь будут прятать рулоны. Думаю, к концу недели я эти 100 кг сошью. А ещё я шью мешки для мусора из камуфляжа. Слабо?

13 сентября: 91 день

Прикол: менты начали вычислять этот вот альбомчик! Я знала, что никто на зоне таких записей ещё не вёл, да и вообще – дневник в этих местах… Конечно, им станет любопытно! Скрывать-то мне особо нечего – зазнобу мою они по этим записям всё равно не вычислят, а больше здесь для них ничего интересного и не будет. Но ведь наверняка, падлы, если изымут, то потом не отдадут. Просто так, из вредности.

Сегодня, по дороге с работы, в моём рабочем пакетике был произведён шмон. Ладно – бывает. Прихожу домой – тоже шмон, даже не скрывались, что ищут: во всей каптёрке только мои вещи перевёрнуты, во всей секции – только моя тумбочка… И когда моя Асенька с работы шла, её тоже обыскали. Подхожу к нач. отр.: что искали-то? Говорит: дошли сведения, что у меня зажигалка есть. Страна непуганых идиотов! Интересно, что бы они стали делать, если бы она у меня действительно была? Замять совесть бы не позволила, а серьёзные санкции вводить – так они сами меня боятся, вдруг массовые беспорядки опять устрою? Есть, конечно, стандартная мера для таких умных, как я, такая, что из-за неё бузить даже стрёмно, – переселить на верхний шконарь. Только это мы уже проходили – я просто в таких случаях сдаю свои полномочия в местной самодеятельности, и в течение 2–3 дней меня возвращают на старое место.

Интересно – что я сделаю, если они всё-таки найдут мой альбом?

14 сентября: 90 дней Сегодня наш дурдомик посетила, видимо, ещё какая-то комиссия. Ну есть, однако же, и нам, зэкам, какой-то прок от этих комиссий. Как-то перед одной такой вот комиссией в столовой оборудовали раковины, перед другой – пустили в них горячую воду. А сегодня в обед на этих раковинах было замечено мыло, а рядом, на крючках, – полотенца. Воду, правда, по такому поводу отключили всякую (чтобы мы реквизит не портили). Но зэки-то тоже не дураки – они ложки свои прямо так об полотенца вытирали…

Тут поступило два замечания от неблагодарных читателей. Спешу обосновать:

1. Выражения! Перед смертью, как говорится, не надышишься. Но! Кроме шуток. Мне, видимо, надо выговориться, выплеснуть скопившееся, чтобы на свободе уже к этому не возвращаться (во всяком случае, в той мере, что здесь). Скажу вам больше: перечитав, пришла к выводу, что в уже написанном вольностей слишком мало, боюсь, в таких количествах может не сработать. Усугубим.

2. Некоторых смущает слово «мастурбировать» на первой странице. Простите, а как ещё называется это занятие (ведение подобного альбома)?

К слову: в дневнике, который я вела сидючи в Литве, я, помнится, что-то такое говорила, мол, думала, что, если придётся сидеть в тюрьме, только и буду делать, что мастурбировать и вспоминать боевые подвиги (кроме шуток – действительно думала), а тут, мол, обломись – не прёт в реальности. В общем, в Литве я просто мало сидела, прочухала, но не полностью. Прёт, только в особо извращённой форме.

15 сентября: 89 дней Так получается, что суббота в этом журнальчике – гостевой день. Сегодня изъявила желание наследить здесь Анна Мозгова, как представить её полнее, придумаю позже (если понадобится), а то у меня нынче что-то голова не работает. Встречайте!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Год Дракона
Год Дракона

«Год Дракона» Вадима Давыдова – интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного – обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым – или почти счастливым – финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть – и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» – книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.

Андрей Грязнов , Вадим Давыдов , Валентина Михайловна Пахомова , Ли Леви , Мария Нил , Юлия Радошкевич

Фантастика / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее