Мы «отжали» укроповский танк, написав на нём имя нашего подразделения – «Якут», и оставили второго бойца его охранять. Дальше пошли вдвоём с командиром группы Котом. Прошли через поле, углубились в заросли, но наткнулись на растяжку, поставленную на след танка. В момент взрыва Кот был метрах в десяти впереди меня.
Мы выползли из зарослей – помычали, повалялись, похрипели. Всё это время солнце жарило очень жарко… Я понял, что надо себя осматривать, – снимаю футболку и не могу понять, откуда кровь хлыщет, может, из шеи, может, откуда-то ещё. Яйца вроде целы, брюшная полость не повреждена… Хотел себе вколоть обезболивающее, но не нашел шприц.
Понял, что пробито лёгкое, потому что через дырку в груди выхаркивались какие-то сгустки, задело ноги, ну и рука. Заткнул дырку гемостатической губкой. Снял разгрузку и автомат, потому что так я не мог утащить даже флягу с водой (пробовал взять её) … И тут меня перекосило – лёгкое свернулось, в нём начала набираться кровь. Смотрю, Кот уже лежит с открытыми глазами, а я даже автомат поднять не могу. Пошёл за помощью.
Гришка был через поле, ветер дул в нашу сторону, так что, когда мы валялись и кричали, нас никто не слышал. И вот этот обратный путь через поле… Так я и вышел. Как говорили те, кто нас вытаскивал, это поле было заминировано, а я по нему, выходит, прогулялся два раза.
Дошёл. Прибежала баба-медсестра, замотала меня, сделала укол, я показал, где лежит Кот. Они по следам прошли, вынесли Кота – и обратно. Мы полетели на машине с ополченцем позывной «Ростов». Спасибо ему, если он услышит меня, благодарю его за всё. Он довёз нас. Ну а в самой приёмной палате, когда я уже туда зашёл и меня посадили на стул, завезли Кота, и мне сказали, что его надо в морг.
Когда вернулся из больнички, ещё раз осмотрел себя: у меня было действительно пробито лёгкое, сломана рука, по ногам попало, а по яйцам только чиркнуло, повезло. Вынимаю магазин и вижу – у меня патрон застрял. Вытащил все патроны из магазина, а там ещё один поражающий элемент, погнул два или три патрона. Если бы он залетел и попал под рёбра, вряд ли бы я выжил – там селезёнка и все внутренние органы… Любой поражающий элемент делает тебе реальную травму. Я его потом вытащил и на тумбочку положил.
Вот так закончились приключения Буратино.
Док
– Док, а какая у тебя специализация, если не секрет?
– У меня самая охеренно важная на войне специализация – педиатр. Лечим больших детей.
В свои 52 года Док оставил сытую московскую жизнь, бизнес, квартиру на Кутузовском и уехал на войну. Только что он приехал из города, отвозил бойца на больничку.
На столе варёная промёрзшая картоха и жареный гусь. Старый добрый гусь. Когда здесь началось светопреставление, весь скот остался и сейчас воет от голода. Сюда не суется никто, даже ОБСЕ. Бах-бах-бах – рядом с медпунктом легли мины. Совсем рядом. Через две минуты прибегает боец, в свете свечи он выглядит как большое чёрное пятно на стене. Караваджо.
– Док здесь? У нас трёхсотые, трое, один тяжёлый.
Бежим метров тридцать, миномётчики. Чуваку снесло нос и челюсть, кровь капает на снег. Вангогская луна.
– Пошли, пошли, братан. Док там, давай потихоньку, за меня держись.
Идёт плохо.
– Сколько пальцев?
Док светит фонариком на бойца, показывает два пальца.
– Два, – прохрипело из разорванного рта. Усадили на крыльцо.
– Шприц! – Док одной рукой обрабатывает рану, другой вскрывает ампулу. Третьей рукой держит фонарик.
– Выбирай! – передает мне ампулу и нож.
– Внутримышечно?
– Да.
Разрезаю штаны «комка», вторые, третьи. Колю.
– Щас мы тя отвезём, будет всё нормально. Держи рукой. Держи рукой.
Док уже идёт к следующему, там осколки и контузия.
– Сколько пальцев?
– Фонарь, два пальца.
Кьяроскуро, свет и тени. Через пять минут Доктор ехал сквозь снежную равнину на белой «Волге» в город, капая тяжёлому физраствор. Утром тяжёлый присоединился к большинству, не дожив меньше суток до дня рождения. Звали его Ваня.
Бери и делай!
В партии я с 11-го года. Был в основном в Алтайском отделении, полгода в Питерском. Из Питера вернулся в Барнаул и сразу же из Барнаула поехал в Луганск. Границу с Украиной пришлось пересекать незаконно, потому что на Изварино тогда стояли украинские вояки. Мы ехали через какие-то картофельные поля, какими-то лесами… и вот так приехали в Луганск как раз в самый разгар бомбёжек. Луганск начали бомбить 1 или 2 июля и продолжали до середины сентября, буквально каждый день.