«Лимонка» в войну

А Вильям взял и приехал к нам! Номер, определившийся на телефоне, был какой-то невообразимой длины, что свидетельствовало о его явно инопланетном происхождении. Мужской голос, прорываясь через шумы галактики, быстро говорил по-английски. Не разобрав ни единого слова, я в ужасе положил трубку и послал вежливое смс с адресом электронный почты и просьбой изложить всё в письменном виде. Ответ пришёл очень быстро: «Здравствуйте, я Вильям из Шотландии, 33 года, хочу вступить в интербригады и сражаться за Новороссию, у меня открыта виза, когда я могу приехать? К сожалению, никакого военного опыта не имею». Такая простота и решительность показались мне странными, подумалось о том, что какой-нибудь британский геймер с внешностью Гарри Поттера окончательно свихнулся в своём виртуальном мире, а здесь его придётся учить шнурки завязывать. Но я вежливо ответил, что надо всего лишь купить билет на самолёт до Москвы, а здесь уж мы встретим, разместим и «поможем чем сможем». Через пару дней Вильям прислал мне сообщение, в котором указывалось время прилёта и номер рейса. Также было решено, что несколько дней до отправки на Донбасс он проведёт у меня в гостях.

В аэропорту Домодедово я встретил никак не Гарри Поттера, но британского солдата времён лучших лет империи. Коротко стриженный спортивный молодой мужчина, слегка рыжеватый, одетый почти по-военному, с большой армейской сумкой-вещмешком, напоминающей мешок боксёрский, только цвета хаки. Мы пожали друг другу руки, как, наверное, это делали солдаты армий союзников в 44-м.

Пока шли к машине, выяснилось, что Вильям понимает меня гораздо лучше, чем я его, потому как шотландский английский отличается от классического почти так же, как русский от украинского. Шотландец, конечно же, попытался влезть в водительскую дверь – и как они там живут со своим правосторонним движением?! По дороге мы первым делом приступили к обсуждению организационных вопросов. Вильям прилетел по туристической визе, которая заканчивалась через двадцать дней. На мой вопрос о том, сколько времени ему хотелось бы провести на Донбассе, он, не колеблясь, ответил – год. Тут уже мне стало стыдно за свои «героические» три недели в ополчении. Было решено, что юридически он останется в России, так как за просроченную визу грозит лишь пятилетний запрет на въезд, а все остальные варианты приведут к гораздо более значительным проблемам. На предложение перейти границу где-нибудь вброд и через лес он ответил: «no problem». Здесь я вспомнил нескольких «самоотверженных» водителей, которые хоть и помогали нам, но наотрез отказывались даже официально заехать на «ту сторону».

Потом мы пытались рассказать друг другу о себе. Вилли (было решено, что Вильям – это слишком пафосно, почти Шекспир) рассказал, что он простой шотландский рабочий, занимался дорожными работами. Для всех, кто думает, что на священном Западе золотые даже унитазы, озвучу его зарплату: 600 фунтов (это около тысячи долларов в месяц) – совсем не вызывающе, учитывая, что Британия страна не дешёвая. В отличие от московских мажоров для него, оказывается, практически недоступна такая экзотика, как Таиланд и Доминикана. Вилли был только в Египте, на Кипре и иногда ездит на автобусе по Европе, а по Шотландии он ездит (внимание!) на «Ниве», так как живёт в горной местности, и работа его связана с плохими дорогами. Его шикарные ботинки британской армии оказались, как и вся остальная форма, купленными в секонд-хенде. Но, как я понял, его вообще не напрягает материальное положение, он абсолютно доволен тем, что имеет всё необходимое плюс деньги на матчи «Глазго Рейнджерс».

Мне стало очень интересно понять, зачем же он решил поехать на такую далёкую для него войну. Оказалось, что Вилли вовсе не шотландский сепаратист. Он участвовал в референдуме, но голосовал против независимости. По его словам, экономически от вдруг случившейся самостоятельности смогут выиграть только определённые местные элиты, но никак не большинство шотландцев (кто там у нас выиграл от распада СССР?). Национального же угнетения у них нет, причём оно действительно было, но страсти улеглись окончательно почти двести лет назад. Да он, собственно, не очень хорошо разбирался в тонкостях истории России и Украины, чей там Донбасс был сначала и чьим и почему стал потом, чем вообще русские отличаются от украинцев… Тогда зачем же он здесь?

Когда я понял, то испытал настоящее смятение чувств! И гордость, и горечь, и обиду, и надежду. Чтобы лучше понять Вилли, мне пришлось вспомнить ещё и Иштвана, немолодого уже венгра, которого ещё осенью я встречал в Москве и помогал организовать ему «трансфер» в Луганск. Он говорил почти то же, что и шотландец, хотя их разделяли многие годы и километры. И Вилли, и венгр ехали воевать, причём именно воевать, а не кормить каких-нибудь голодных, за Новую Россию (они же не говорят «Новороссия», по-английски это звучит «New Russia»), да и за Россию вообще! За Россию, в которой они видят альтернативу тому, что не устраивает их в собственных странах.