«Лимонка» в войну

Я вхожу на базар, но уже не в роли «своего», каковым я чувствую себя повсюду в Ираке, а «чужого». Хотя я одет в штатское, но все видят меня как оккупанта и богатого клиента. Какие-то визжащие типы прямо у входа хватают меня за руки и уговаривают купить «фифи-фифи» – порнографические фильмы на компакт-дисках. На ломаном английском что-то орут прямо в ухо. Ощущение такое, что попал в цыганский табор или на меня набросилась стая бродячих собак. Я в шоке, объездив весь Ирак, ещё не видел ничего подобного.

Мелкие поделки, безделушки, трикотаж, вода в бутылках, сигареты. В углу жарят шашлыки. Но особенно бросается в глаза немыслимое количество сувениров, посвящённых Саддаму Хусейну. Теоретически подобные сувениры продавать в Ираке запрещено, хотя в условиях нынешнего хаоса на подобные запреты в Ираке никто не обращает внимания. Однако на обычном городском рынке подобных вещей мало – кто хотел, тот купил их ещё при Саддаме, особого спроса там нет. Но здесь их продавать официально разрешено, и спрос на подобную продукцию огромен. Майки с изображением Саддама, часы, сувениры, компакт-диски с фильмами о его жизни. Есть даже его книги и брошюры, изданные когда-то в английском переводе. С одной стороны, Саддам и верные ему федаины вызывают суеверный страх. С другой – он захватывает воображение, манит, околдовывает своим величием даже оккупантов. Притягивает, как сильная личность.

А где же сувениры с изображением бен Ладена? Это запрещено, за продажу подобных вещей продавцов изгоняют с этого столь прибыльного рынка. «Саддам – yes, бен Ладен – no!» – объясняют мне. Однако восточный базар не был бы таковым, если бы там не существовал и свой чёрный рынок. Мне достают из-под полы запрещённый товар – зажигалки с физиономией бен Ладена…

Я, не торопясь, брожу по рядам. Заходят немногочисленные военнослужащие – поляки, болгары, прибалты. Они в форме, на рукаве нашивки, удостоверяющие, из какой они страны. Здесь, на базаре, в непринуждённой обстановке и вдалеке от зорких глаз своих политорганов, они с удовольствием говорят со мной по-русски, рассказывают о своей службе. Ничего злобного в их внешности нет. Вероятно, настоящие, а не киношные эсэсовцы в своё время тоже были по-своему симпатичны в подобной нейтральной обстановке.

Возле лотка, где продавали множество маек с изображением Саддама, я решил сделать редкий снимок. Оглянулся – вокруг меня только арабы. Достал из сумки фотоаппарат, газету «Лимонка», протянул продавцам немного денег, чтобы попозировали с газетой на фоне своих маек: «Посмотрите газету. Делайте вид, что читаете!». – «Это что, русская газета?» – слышу по-русски голос справа. Солдат с нашивкой одной из стран Прибалтики. А, чёрт, откуда он успел взяться? «Да-да, это так, ерунда», – говорю я, мгновенно выхватив «Лимонку» из рук арабов и спрятав её в сумку.

Не хватало только, чтобы он ещё заметил гранату на первой странице или успел понять, что это за газета. Граната хоть и нарисованная, но неприятностей может мне причинить немало. Но вроде он ничего не успел сообразить, а я быстро ухожу в сторону.

…Добираюсь обратно. На пустынной провинциальной дороге, на берегу оросительного канала, раздумываю, пройти ли несколько километров до развилки на Багдад пешком, или попытаться дождаться какой-нибудь попутки здесь. Рядом со мной араб, он уже распродался и, вероятно, стоит здесь с той же мыслью. В своих сандалиях на босу ногу я снова стал для него «своим», хотя ему понятно, что я иностранец и выхожу с базы.

«Лучше бы они покинули Ирак», – говорит он мне на приличном английском. Они – это те, которые в военной форме, загребают в Ираке кучу долларов и не носят сандалии на босу ногу.

Лоуренс Месопотамский, май 2005.

Методы и агенты

Каждое наше действие – это призыв к войне против империализма, и наш призыв – это призыв к единству народа против самого большого врага человечества – США. И если смерть настигнет нас, но наш призыв к войне будет услышан другими людьми, и они поднимут наше оружие и будут готовы петь песни о нашей смерти под звуки стреляющих пулемётов и новых лозунгов, призывающих к войне и победе, то позвольте смерти прийти, мы приглашаем её, мы приветствуем её.

Че Гевара