Муж Василий из самых добрых побуждений уговаривал Васильевну: «Линусенька, зачем ты тратишь время? Это не твое призвание. Давай поедим “по сокращенной программе”». Но в том то и дело, что Костенко ничего «по сокращенной» делать не могла, просто не умела, не так устроена: «Уж если пишу стихи, так пишу стихи. А если готовлю, то пусть это будет произведение искусства. Мама пекла замечательные пирожки — запах теста знал каждый бывавший у нас дома. И вот, представьте, тесто удалось мне с первого раза. И гости с порога уважительно так говорят: да, в этом доме всегда пахнет пирогами… Очень красивые получаются пирожки и вареники с лесной малиной или земляникой — когда их выложишь на рушничок. Василий Васильевич, конечно, подшучивал надо мной, но я же видела, что ему это приятно! Покупной деликатес для него был ничто по сравнению с домашней едой, особенно той, что пахнет его родной степью, а значит, и зерном, молоком, зеленью… Так почему же я должна была отказывать себе в радости приготовить ему что-то вкусное и красивое? Постараться, чтобы приправы не повторялись, пофантазировать с закуской»
[112].Но — удивительное дело, да простят фанаты сала — она никогда не любила этот культовый украинский продукт. (Бог его знает, может быть как раз по причине такой «культовости», доходящей в общественном сознании до банальности, анекдотизма.)
Росла дочь Оксана. Подрастал сын Василий. Спустя годы, в «Мадонне перехресть» (2011) Костенко опишет это время как самое светлое и счастливое (пусть и не издавали, пусть и в стол писала):
Навшпиньки повертаюся в ті дні.Вони, як сонце, сходять у мені.Там є наш дім і обрій твоїх рук,і ще душа не відає розлукІ ще є час для друзів і гостей.І щастя є. І донечка росте.І син малює квіточку зорі,як той Маленький принц Екзюпері[113].
Но это так — слишком благостный образ сына. На самом деле он был мальчишка как мальчишка — и не только цветочки зари рисовал. Такой же своевольный, непокорный, как мать. Помните историю с Линой, убегавшей к Днепру за свободой? Тут было нечто подобное, с поправкой на мужской характер: «Однажды, протестуя против запрета, он отломал ножку деревянного столика и пошел в бой — отстаивать свои права. Я отобрала у него палицу и со всей лютой силой… ударила себя по ноге! (Странно еще, что ногу не повредила, синяк оставался очень долго.) А сын, почувствовав, как мне больно, обнял меня и заплакал. Больше он такого уже никогда не делал. С годами характер у него стал похож на отцовский — такой же сдержанный, благородный»
[114].