Написавъ записку къ Морфиз, онъ отправилъ ее съ постильйономъ и слъ въ карет опять подл Розаліи. Не смотря на досадное присутствіе, свидтельницы (ибо благопристойность, тогда еще уважаемая во Франціи, не дозволяла посадить ее въ другую карету), Линдана блаженствовала въ сердц. Жеркуръ сидлъ противъ нее, съ видомъ довольнымъ, щастливымъ! смотрлъ нжно, умильно! Казалось, что онъ навсегда расположился въ карет: такъ хорошо ему было, покойно, весело! Щастіе его имло какой-то особенный характеръ любезной надежности, такъ, что самый равнодушный человкъ могъ бы съ великимъ удовольствіемъ смотрть на него. Розалія не мшала любовникамъ изъясняться; принужденіе длало разговоръ ихъ еще живе, заставляя ихъ употреблять остроумные, тонкіе обороты, понятные только для сердца любовниковъ. Въ три часа остановились обдать, и долго сидли за столомъ. Между тмъ Розалія обдала съ Жеркуровымъ камердинеромъ. Тутъ Жеркуръ началъ прямо говоришь о любви и супружеств; онъ не сказалъ ничего новаго, имвъ уже случай разнымъ образомъ изъявлять склонность свою; но въ имени любви, въ первый разъ произнесенномъ, есть особенная волшебная сила, которая чудесно трогаетъ и всегда удивляетъ сердце.
Открывъ всю чувствительность души своей, Линдана со вздохомъ вспомнила наконецъ о слов, данномъ Вальмиру. Я ваша, Жеркуръ! сказала она: но мн жалокъ бдной Вальмиръ, которой любитъ меня страстно и путешествуетъ 18 мсяцевъ въ томъ увреніи, что возвратясь будетъ моимъ супругомъ. Я не могу отдашь руки своей, пока онъ не возвратитъ мн смшнаго моего обязательства, то есть записки, которою Морфиза принудила меня утшить его. Съ того времени, какъ люблю васъ, не имю никакого сомннія въ сердц своемъ, но колебалась въ намреніяхъ, и Вальмиръ оставался въ заблужденіи, вмст съ другими. Что мн теперь длать? писать ли къ Вальмиру или дождаться его возвращенія? Знаю напередъ, что онъ будетъ въ отчаяніи; но уврена въ его великодушіи и въ томъ, что Вальмиръ пожертвуетъ наконецъ своимъ щастіемъ моему. -- Писать къ нему, отвчалъ Жеркуръ: можетъ быть онъ теперь въ Мальте; или въ Греціи или въ другой части свта: ваше письмо можетъ совсмъ не дойти до него; врне всего ждать его возвращенія. -- «Вы мн это совтуете?» -- Я думаю, что вы должны изъясниться съ нимъ искренно и съ твердостію; достоинство вашего характера требуетъ того. Это удалитъ мое щастіе на 18 мсяцевъ; но васъ не льзя будетъ упрекать дурнымъ поступкомъ.
Линдана такъ и ршилась. Она сла въ карету еще веселе прежняго. Вс важныя условія были сдланы; во всемъ согласились; неизвстность судьбы ея миновалась, и глаза съ новою пріятностію устремились на Жеркура, какъ на образъ щастія, которымъ и воображеніе и сердце ея равно услаждались.
При възд въ Бондійской лсъ Жеркуръ слъ на верховую лошадь, чтобы хать подл кареты. Линдана чувствовала, какъ мило быть подъ защитою любимаго человка, и какъ тогда спокойно сердце!.. Можно ли, говорила она боязливой Розаліи, можно ли страшиться, когда онъ тутъ?... Наконецъ въ два часа утра пріхали въ Парижъ. На другой день. Линдана ршила, что Жеркуръ черезъ дв недли возвратится къ Морфиз; что она сама дней черезъ шесть подетъ къ ней, и вмст съ нимъ проживетъ тамъ все лто.
Съ того времени никакое безпокойство не тревожило Линданы, кром мысли о Вальмир; но сія мысль начала ужасать ее, когда приближилось время его возвращенія. Она представляла себ трагическія сцены: Вальмирово отчаяніе, угрозы, месть, пистолетный выстрлъ и Жеркура плавающаго въ крови.... Эта ужасная картина не выходила изъ ея воображенія, и жестокія угрызенія совсти присоединились къ ея страху; она упрекала себя романическою своею безразсудностію, искренно жалла о Вальмир и думала, что во всю жизнь не будетъ равнодушною къ нещастію столь любезнаго человка. Однакожь сіи горестныя мысли терзали ее только въ отсутствіе Жеркура; она любила его страстно, и при немъ могла заниматься единственно щастіемъ любви, несказаннымъ удовольствіемъ смотрть на милаго друга.